Скуратов снова кивнул, но ничего не ответил. Поняв его молчание как приглашение продолжать, я сказал:
– Вкладываться в американский бизнес мне не хочется, да и прибыли тут, сами знаете, не такие, к которым привыкли мы, русские. Поэтому я и пришел к вам. Я хочу, чтобы мои деньги работали в русском бизнесе. В американском русском бизнесе, каким бы он ни был.
– Каким бы он ни был… – Скуратов задумчиво посмотрел на меня. – А вы знаете, кто я такой?
– Знаю, – ответил я уверенно, – но не считаю обязательным произносить это вслух. Поверьте мне, я знаю о вас и о вашей деятельности достаточно для постороннего человека, и я отдаю себе отчет в том, куда пришел и с кем говорю.
– Интересно, – Скуратов усмехнулся, – откуда вы все это знаете?
– Слухами земля полнится, – отмазался я, – вы же понимаете, что шила в мешке не утаишь. Все все знают, но молчат. Потому что лучше молчать и ходить, чем молчать и лежать.
– Молчать и лежать… – Скуратов рассмеялся. – Хорошо сказано!
Я скромно пожал плечами и вытащил из пачки новую сигарету.
Скуратов тоже взялся за пачку «Беломора» и, вытряхивая из нее папиросу, спросил:
– Чай, кофе, пиво?
– Конечно, пиво! – с энтузиазмом ответил я. – У вас «Грольш» есть?
– А как же, – ответил Скуратов и нажал на кнопку селектора.
Пока он давал распоряжения невидимым слугам, я незаметно рассматривал его, делая вид, что интересуюсь интерьером кабинета.
Скуратов был худощав, и опытному глазу, а мой глаз давно уже стал именно таким, было ясно видно, что худоба его весьма специфична. Кожа обтягивает череп так, как это бывает только у тех, кто достаточно времени провел на зоне. Может быть, кто-то этого и не видит, но человеку, знакомому с темой, такая физиономия говорит о многом.
А я знал о Скуратове больше, чем можно было прочитать по лицу.
Вор в законе, авторитет, четыре ходки, побег, наконец – эмиграция.
И теперь – смотрящий по русскому Нью-Йорку.
Конечно, в Америке все было не так, как на моей далекой родине.
Братва не ходила по улицам и учреждениям, демонстрируя свою силу и влияние. Никто не быковал, потому что здесь за это дело можно было очень быстро оказаться за решеткой. Все было тихо и пристойно. Но – только снаружи.
А внутри русской диаспоры, так сказать, под ковром, все происходило точно так же, как и в России. С той только разницей, что человек, занимающийся абсолютно чистым бизнесом, мог быть уверен, что к нему никто не придет, и никакая братва не будет вести с ним душные разговоры.
Это – железно, как утюг.
Но мне еще ни разу не приходилось встречать русского, которого бы не привлекал какой-нибудь левак. Наверное, это у нас в крови. То налоги объехать, то прибыль утаить, то пиратской водкой поторговать – что угодно, лишь бы организовать себе геморрой.
А братва тут как тут.
Вот и получается, что весь русский бизнес, хоть в России, хоть в Америке – полузаконный, а то и попросту криминальный. А дальше – пошло-поехало!
Взятки, подкуп, коррупция…
А братва – тут как тут!
Так что, если ты русский и хочешь что-нибудь делать, сразу иди к пахану.
Пахан все тебе объяснит, и все у тебя будет хорошо, и будет тебе счастье, только позолоти ручку.
Передо мной стояла непростая задача.
Мне нужно было показать себя, с одной стороны, человеком серьезным, богатым и решительным, а также – удачливым бизнесменом, а с другой – внушить Скуратову, что я не имею никаких дел с криминальным миром и вступаю с ним в отношения впервые.
Но в то же время я – не лох, так что пытаться просто обуть меня не рекомендуется. Для этого я заготовил легенду о моей собственной службе безопасности, которая может не хуже всяких уголовников разобраться с любой проблемой и даже сделать так, что человек исчезнет навсегда.
Открылась дверь, и в кабинет вошел аккуратный официант, в руках у него был большой поднос, а на нем – пиво, вобла и раки.
Поставив его между нами, он поклонился и вышел.
Скуратов взял с подноса воблу, решительно оторвал ей голову и сказал:
– Прошу вас, Майкл, угощайтесь чем Бог послал.
Я кивнул, открыл бутылку пива и стал медленно наливать его в высокий стакан, а Скуратов, следя за тем, как толстая пена поднимается по стеклу, спросил:
– Скажите, Майкл, а сколько денег вы намерены вложить в бизнес, каким бы он ни был?
Я закончил наливать пиво, аккуратно поставил бутылку на стол, потом отпил глоток, облизнул губы и, посмотрев Скуратову прямо в глаза, сказал:
– Хорошее пиво, свежее… А насчет денег – я думаю, миллионов пять – десять.
Скуратов поперхнулся и выронил папиросу.
При этом он сбил локтем бронзовую статуэтку голого юноши с крылышками на щиколотках, и она с грохотом покатилась по столу.
Дверь резко распахнулась, и на пороге показались оба братка.
В руках у них были стволы, направленные на меня.
Скуратов, одной рукой зажимая рот в приступе кашля, другой сделал повелительный жест – дескать, убирайтесь, все в порядке.
Братки исчезли, сверля меня глазами, а Виктор Васильвич Скуратов, наконец прокашлявшись, сказал:
– Извините. Все никак не могу отвыкнуть от «Беломора». Сами знаете – такой горлодер…
Потом он поставил статуэтку на место и, глядя мимо меня, осторожно спросил:
– Я не совсем расслышал… Сколько, вы сказали?
Глава 6 ГУТЕН ТАГ, ГЕНОССЕ МЮЛЛЕР!
Проснувшись, я потянулся и открыл глаза.
За окном легкий ветерок шевелил тихо шелестевшую листву тополя, доносились гудки автомобилей, крики детей и прочий городской шум.
Я лежал в постели один и это доставляло мне немалое удовольствие.
Женщина, тем более красивая женщина – это хорошо. Но жизнь одинокого мужчины тоже не так плоха, как может показаться на первый взгляд.
Это – свобода.
Тебе не нужно помнить о том, что рядом с тобой находится существо, присутствие которого нужно постоянно иметь в виду при всех своих передвижениях и действиях. Я не говорю, что это плохо, наоборот, иногда это доставляет удовольствие и даже наслаждение, но, как говорится, сделав вдох, нужно не забыть сделать выдох.
Вот и я сейчас – выдох, ноги на ширине плеч.
Один в тихой комнате, за окном лето, где-то в доме ходит ирландская красавица Молли, которая по первому требованию принесет завтрак и не будет при этом задавать лишних вопросов – куда да когда…
