– Много? – поинтересовался я.
– Безумно много, счет идет даже не на миллиарды…
– А дальше?
– Дальше ничего. Они дали нам сутки на размышление, осталось двадцать два часа…
– В противном случае они обстреляют американские города?
– Да, они грозятся, а мы даже не знаем, есть у них на борту ракеты или нет. Русские не подтверждают факт продажи Индии ракет SS-N-18, но и не отвергают его. Индусы вообще молчат. Мы исходим из того, что ракеты могут быть… Мусульмане – фанатики, им ничего не стоит уничтожить пол-Америки.
– А потопить лодку? Я не специалист, но есть же какие-то крылатые ракеты, противолодочная оборона…
– Есть. Но дело в том, что атомоход «Лакшми» по натовской классификации принадлежит к атомным ракетоносным подводным лодкам типа «Дельта-4», у вас этот проект называется «Дельфин». Это самая совершенная на сегодняшний день российская подлодка, с самой совершенной системой раннего оповещения и уничтожения воздушных целей, движущихся с дозвуковой скоростью. В данной ситуации это означает, что лодка практически неуязвима.
Шахов с силой ударил ноутбук по крышке и сразу же погладил его, как нечаянно обиженное животное.
– Думаю, на сегодня все. Отдыхайте, устраивайтесь, на улицу старайтесь не выходить, это – Гарлем, белых здесь не любят. Косте я объяснил, как со мной связаться в экстренном случае, а ваш код будет – А1. В начале и конце сообщения ставьте А1 и я буду знать, что общаюсь именно с вами…
Шахов сделал уже пару шагов в сторону двери, остановился, посмотрел на меня и спросил:
– Алексей Михайлович, можно нескромный вопрос?
– Конечно.
– Зачем вам это надо? Объясню. Я – на службе, это – моя работа, я получаю за это деньги, принес присягу, служу, одним словом. Ваши мужчины, как я понимаю, наемники. Если бы они не поехали сюда, то поехали бы куда-нибудь в другое место. А вам это зачем?
Я задумался. Все построенные Сергачевым идеологические конструкции о борьбе с мировым злом, коррупцией, наркомафией и прочей бесовщиной и тмутараканью после гибели Наташки отошли на задний план, и поэтому я ответил:
– Месть. Для меня главное – месть.
– Месть, – повторил вслед за мной Шахов. – Месть – опасное чувство…
Шахов крепко пожал мне руку и вышел. А я остался дожидаться вечера, когда у меня должна была состояться еще одна встреча, на сей раз с эмиссаром Сергачева…
Ровно в девять по местному времени я спустился вниз, отпер входную дверь большим антикварным ключом и вышел на улицу. Редкие фонари, чистое, без облачка, небо с незнакомыми созвездиями над головой…
Я прислонился к стене и закурил. Получасовой «люфт», отведенный на встречу с посланником Петра Петровича, позволял расслабиться и насладиться тихой гарлемской ночью. Если судить по американским боевикам, то в Гарлеме кипит бурная криминальная жизнь, толпы отмороженных негров гоняются друг за другом с бейсбольными битами и большими сверкающими никелем револьверами, оглашая окрестности нечленораздельными криками и лихорадочной стрельбой по всему, что движется или хотя бы шевелится.
Но улица была тиха и пустынна, редкие фонари вовсе не выхватывали из темноты искаженные расовой ненавистью чернокожие лица, не блестели безумно вращающиеся белки и оскаленные белоснежные зубы. Одинокий человек, с неразличимым в темноте лицом, стоял, как и я, оперевшись спиной о стену, при каждой затяжке вспыхивая огоньком сигареты.
Я сделал последнюю затяжку и оглянулся в поисках урны, в это время одинокий силуэт отделился от стены и направился в мою сторону. Встреча на полутемной гарлемской улице вполне могла закончиться дракой. Отчасти потому, что мое знание американских жестов ограничивалось поднятым вверх средним пальцем руки, а подобная лексическая скупость не всем нравится.
Не доходя двух шагов, незнакомец кинул окурок в сторону и блеснул зубами на темном гуталинном лице:
– Мистер Кастет?
Это и был посланник Сергачева, во всей Америке не было больше человека, который мог назвать меня этим именем.
– Йес, – ответил я, исчерпав этим половину моего словарного запаса английского языка.
Второй половиной было слово «Ноу».
– Мы можем говорить по-русски, – сказал афроамериканец.
– Хорошо, – ответил я.
Потому что это было действительно хорошо.
– Меня зовут Джордж Вашингтон, – сказал обитатель Гарлема без всякого акцента.
– Как? – удивился я.
– Могу права показать, – сказал он и вытащил из кармана пластиковый прямоугольник. – Понимаешь, местные черножопые страшно любят такие имена. Вашингтонов тут, как кур нерезаных.
– А ты хорошо говоришь по-русски, – заметил я, не переставая удивляться.
– Ну, бля, ты даешь, я же – русский, у меня и в паспорте написано – русский. Паспорт, правда, дома остался, в Питере.
– Так ты – питерский?
Джордж Вашингтон хлопнул себя по коленям и согнулся, как человек, которого тошнит после лишнего выпитого стакана.
– А где я с Сергачевым познакомился, в Гарлеме, что ли? Очень мне охота в такой дыре жить! В Питере у меня свое кафе, Петр Петрович ко мне приходит пивка попить, побазарить, крышует меня помаленьку, так что все путем, Кастет!
– А как ты здесь-то очутился?
– Так меня ж Сергачев прислал, попросил за тобой приглядеть. Мало ли чего, говорит. Паша-то в Гамбурге остался, а за тобой глаз да глаз нужен…
Я рассказал мистеру Вашингтону то немногое, что узнал сегодня от Шахова, и мы договорились встретиться на следующий вечер в это же время.
– Ты, Кастет, не бойся, если вы раньше сниметесь, чтобы во Флориду ехать, то я весь день где-нибудь рядом буду, далеко вы от меня не уедете. Тачка у меня хорошая, секонд-хенд, конечно, но с форсированным движком. Сергачевские друзья сделали, спасибо им. Так что догоню, не боись…
На том мы и расстались.
Я вошел в подъезд и увидел красный огонек сигареты на площадке третьего этажа.
– С аборигенами пообщались, Алексей Михайлович? – раздался голос капитана Бахтина.
– Пообщался маленько, – ответил я, лихорадочно соображая, слышал Бахтин мой разговор с аборигеном Джорджем Вашингтоном, или нет, и если слышал, то что из этого следует.
– Не люблю черномазых, – сказал Бахтин. – Поднимайтесь, я посвечу.
Вспыхнул яркий армейский фонарь, направленный почему-то не на ступени лестницы, а прямо мне в лицо. Я невольно прикрыл глаза ладонью и подумал, что вот сейчас-то лучшей мишени, чем я, и придумать трудно. Но вместо выстрела раздался недобрый смешок капитана Бахтина.
– Простите, старлей, привычка. Поднимайтесь, поднимайтесь…
Я медленно пошел по лестнице, размышляя о том, сейчас дать ему по морде, или немного погодить…
