Полчаса назад ее повесил сам синьор Джованни.
Глава вторая
Мандарины с тротилом
В воскресенье утром мы с Пашей поехали в гамбургский аэропорт Фульсбюттель встречать Петра Петровича Сергачева.
А в субботу мы купили машину.
До этого дня я прекрасно перемещался на своих двоих, во-первых, потому что мне интересно было посмотреть город Гамбург – первый иностранный город в моей жизни. А во-вторых, Паша, исполнявший не только обязанности переводчика и телохранителя, но и экономного кота Матро скина, решительно против машины протестовал.
– Куда нам машина? – недовольно бурчал он. – Чего, ехать куда надо далеко? Так не надо ведь, стоять будут деньги, в железо вложенные, а то еще угонют, знаешь как русская мафия здесь лютует!
А я и не настаивал, машина действительно была не нужна.
Теперь – другое дело, приезжает Сергачев, какие у него планы на гамбургский визит – неизвестно. Во всяком случае, нужно, чтобы машина всегда была наготове и стояла если не у подъезда, то на ближайшем паркинге.
Я настаивал на «фольксвагене гольфе», к которому привык в Питере, и который мне было особенно жалко, когда он геройски погиб в деревне Пепекюля, а Паша уперся на самом дешевом, из третьих рук, «опеле». Объяснял он свой выбор тем, что ты, мол, Кастет, с машинами обращаться не умеешь, ты их бьешь, жжешь и уничтожаешь. Поэтому машина тебе нужна самая плохонькая, какую и пожечь не обидно, лучше всего было бы тебе, «Запорожец» купить, но его в Федеративных Германских Землях фиг купишь. Он долго еще так гундосил, пока я не включил командирский голос старшего лейтенанта Советской Армии и не распорядился покупать только «фольксваген гольф», только цвета «металик» и только новенький, прямо с конвейера.
– И чтобы в салоне резедой пахло, – буркнул под нос Паша и пошел исполнять приказание старшего офицера.
Вообще-то, насчет своего старшинства были у меня большие сомнения, потому что я всего лишь старлей, комиссованный двадцать лет назад по состоянию здоровья, а Паша, хоть годами и моложе меня, но из армии, или где он там еще служил, ушел всего пару лет назад, так что до майора вполне мог дослужиться.
И еще смущало меня в пашиной военной биографии, что уж больно прытко говорит он по-немецки, и не просто говорит, а на каком-то хитром диалекте, который только природные немцы понимают, и постоянно его спрашивают, когда, мол, герр Пауль, выехали из мест, где этот диалект общеупотребителен.
Да и в Гамбурге он ориентируется лучше, чем я в своем родном Ленинграде-Петербурге…
Петр Петрович Сергачев прилетел утренним рейсом, на «Люфтганзе».
Мне вдруг вспомнился приснившийся на днях «боинг», в котором я занимался непотребством сразу с тремя стюардессами, и понял, что давненько уже холостякую, а потому пора бы возобновить тесные контакты с противоположным полом. И я решил, что как только представится случай, непременно поговорю с господином Сергачевым и потребую вызвать сюда Светлану, потому что любовь и здоровый безопасный секс жизненно необходимы нестарому, еще крепкому мужчине.
За всеми этими размышлениями я чуть не пропустил появление Сергачева, который был одет, как всегда, скромно и неприметно, словно для того, чтобы надежнее затеряться в толпе.
От своего неизменного плаща андроповских времен он, правда, отказался, но то, что было надето на нем сейчас, было явно не от Версаче, Гуччи или Дольче и Габбана – нечто неяркое и бесформенное, явно производства артели «Москошвея».
Поздоровавшись со мной, Сергачев извинился, отвел Пашу в сторону и долго с ним о чем-то говорил. Паша молча слушал, кивал головой, пару раз взглянул в мою сторону, а потом куда-то ушел, не на улицу, а вглубь вокзала, может быть, пошел сергачевский багаж получать.
– Ты машину водишь? – спросил меня Сергачев.
Я возмущенно пожал плечами.
– Ах да, извини, ты же водила, дальнобойщик, ас шоссейных дорог. Тогда поехали.
– Куда?
Теперь уже плечами пожал Сергачев:
– В гостиницу. «Саксонский двор» называется, может быть, слышал…
– Слышал, – буркнул я. – Поехали.
Всю дорогу Сергачев молчал, в окошко не смотрел, сосал свои леденцы и о чем-то думал.
– Как там Светлана? – наконец решился спросить я.
– Нормально, – ответил Сергачев, – хорошо. Скоро приедет.
– Правда? – обрадовался я.
– Правда, – вздохнул Сергачев. – Сейчас ей лучше здесь находиться, чем там.
Он громко чмокнул леденцом, облизнул губы.
– Ты Наташку-то видел?
– Видел. Только мало мы пообщались, в пятницу дело было, когда мечеть…
– Да, мечеть, – согласился Сергачев. – Наташка сейчас в Монтре науки разные изучает.
Он снова вздохнул, сожалея, видимо, о не изученных им науках.
– А я так и не понял, чего она в этот Монтре поехала.
– Там, понимаешь, Леша, пансионат такой находится, для сильно благородных девиц, они там политесам всяким обучаются, на лошади ездить, вилку правильно в руке держать, на языках говорить.
– Ну, вилку держать и я мог бы научить.
– Ты научишь, пожалуй. У тебя с ней ничего тут не было, кстати?
– Ничего, – честно сказал я.
– Ты мне смотри, девку не порть. А пансионат этот хороший, там младшие дочери всех королевских домов Европы обучаются, так что – завидная невеста вырастет.
Тут мы свернули на ту улицу, где стоит «Саксонский двор», и я уже начал пристраиваться к тротуару, но Сергачев сказал:
– Дальше поезжай, до угла, а потом направо, через два дома остановишь.
И когда мы приехали, добавил:
– Вот тут я и буду жить. Пока. Окна вон – на четвертом этаже, пять окон от угла. Это так, на всякий случай, чтобы знал.
– Вы квартиру сняли?
– Зачем снял? – обиделся он. – Купил, по случаю. Я Германию люблю, народ мыслителей и поэтов, Гете, Бетховен…
– Гайдн, – проявил я неожиданную эрудицию.
– А вот Гайдн – нет. Ты песню такую слышал – «Дойчланд, Дойчланд убер аллеc»? Так это Гайдн сочинил… Все, пока, до вечера!
И он пошел, на ходу вытаскивая из своего москошвеевского плаща ключи от купленной по случаю гамбургской квартирки.
А вечером мы втроем смотрели новости, и Паша злыми глазами глядел на экран и переводил мне, слово в слово, все, что говорилось об убийстве в Чикаго четырнадцати главарей итальянской мафии, а в конце было зачитано оставленное преступниками письмо. Оно точь-в-точь повторяло послание, которое получил берлинский муфтий – некто просил приготовить десять миллиардов долларов для Господина Головы из России.
* * *
