Стоявшие у люка Терек и «спец» замертво упали в воду…
Вместо занятых своим делом морпехов, из воды возникли еще двое и одним броском очутились внутри вертолета…
На лодку спрыгнули оставшиеся на борту бойцы и кап-три Барков…
Из вертолета вывалились два тела в черных комбинезонах…
Бойцы с Барковым спустились внутрь лодки…
Итоги операции подводили в кают-компании сухогруза «Безумная Мэри». Но прежде Шахов связался по рации с военной базой Эллингтон, оттуда прислали санитарный вертолет с командой врачей, которые забрали контуженного лейтенанта Голдинга и раненого «спеца» по имени Вася Мухин.
Вот, блин, подумал я, а не ранили бы мужика, так бы и не узнал, как его зовут!
Труп Терека и неизвестного русского, которого мы нашли в подлодке, положили в пустой каюте. Подмышкой у русского оказалась татуировка, изображающая ворона с земным шаром в когтях.
Оставались пустяки – несколько трупов террористов, плавающих в водах Атлантического океана вместе с упавшими за борт брикетами колумбийского дерьма; запертые в дальнем, хвостовом, отсеке арабы, захватившие в свое время подводную лодку «Лакшми»; неизвестные, пытавшиеся изображать из себя береговую охрану США, а также спасенный нами российский олигарх по фамилии Береговский.
Шахов долго говорил по рации со своим руководством в Вашингтоне.
Разговор, похоже, был неприятным, потому что Василий Петрович беспрестанно курил и упорно смотрел в пол, а не на нас, ожидавших результатов этой беседы. Наконец, он выключил рацию, решительным таким движением, словно постановил для себя никогда больше не пользоваться этим средством коммуникации и даже не иметь в доме радиоприемника.
– Так, господа, – начал он, доставая последнюю сигарету и выкинув смятую пачку за борт, – федеральные власти обеспокоены многочисленными нарушениями федеральных законов и законов штата Флорида, которые мы с вами допустили во время проведения этой операции, – он покосился на висящие в рубке корабельные часы-хронометр.
– Я предупреждал, что нарушения будут, – заметил я. – Кроме того, «Гринпис» будет недоволен, дерьма всякого в океан набросали, вы вот сейчас пачку еще кинули…
– Алексей Михайлович! Вы не понимаете серьезности вашего положения. Вы находитесь на территории Соединенных Штатов не вполне законно, натворили тут черт знает что, человека из санатория похитили, – он указал на счастливого маркиза Брокберри, – а это – федеральное преступление, между прочим. Судно угнали, вертолет военный потопили… Лично у меня волосы встают дубом!
– Дыбом, – поправил я его. – А человека похитили вы!
– Теперь это уже не важно, – сказал Шахов. – Мне до пенсии пять лет осталось, а тут – такое… В общем, так, через два часа, уже через час сорок пять, здесь будут представители власти, очень высокие представители, – Шахов вздохнул. – К этому времени вас здесь быть не должно, улетайте в замок и ждите меня там.
– Bay! – сказал я. – Вы прилетите туда со сворой шерифов и этих, как его там, коронеров, и нам придется доживать свой век в Синг-Синге или Алькатрасе!
– Вы говорите глупости, Алексей, и теряете понапрасну время. Сейчас из Эллингтона прилетит вертолет и доставит вас в замок. На «Дефендере» полетит мистер Рингкуотер, а второй вертолет оставьте для меня.
– Вы управляете вертолетом? – удивился я.
– Да, – коротко ответил Шахов, – у меня точно такой же вертолет. Сейчас он на ранчо, в Техасе, если дети его еще не разбили…
– Интересно, вы как-то так сказали, что складывается впечатление, будто у вас не одно ранчо, а несколько.
– Нет, ранчо одно. Правда, есть еще несколько земельных участков в разных штатах…
– В том числе, на Гавайях?
– И на Гавайях тоже, – скромно потупился Василий Петрович Шахов.
На его счастье, в это время загудел, приближаясь, десантно-транспортный вертолет с надписью US Navy на пятнистом борту. Он завис над сухогрузом, выкинул веревочную лестницу, и мы по одному поднялись на борт. Последним шел я, сказав на прощание Шахову:
– Прилегайте скорей, Василий Петрович, мне очень интересно узнать кой-какие подробности о вашей недвижимости, особенно городской.
Слова о городской недвижимости вызвали на здоровом лице Шахова бледные некрасивые пятна.
– Отчего бы это? – подумал я, поднимаясь по шаткой веревочной лестнице на борт вертолета, где уже ждали меня мои боевые друзья…
* * *
Замок Бульворк-кастл встретил нас блатными песнями, исполняемыми под найденное в негритянских вещах банджо и радостными выстрелами в воздух из всех доступных братве стволов. Вертолетчик, матерый, похожий на постаревшего Тайсона, негр, с коротко стриженной головой и седыми волосками в черной шевелюре, сделал несколько кругов над замком, не решаясь сесть на двор, где гуляла братва.
Я положил ему руку на плечо и ободряюще покачал головой. Негр посмотрел на меня, потом на остальных бойцов, которые тоже радостно улыбались и кивали головами, и принял решение садиться. Хотя решение это далось ему нелегко.
Когда вертолет начал снижаться, стрельба прекратилась, братва освободила место для посадки и наставила на нас стволы. У самой земли я приоткрыл дверцу и крикнул:
– Эгей, Паша, Седой, это мы!
Братва ответила энергичным залпом в воздух и радостными криками.
Однако действительность оказалась не такой уж радостной, погибло четверо мужиков, и среди них Володя Седой, к которому я уже успел привыкнуть, еще двое было ранено, и непонятно куда пропал компьютерщик Костя.
Паша, который рассказывал мне все это, был уже изрядно пьян, поэтому рассказ был путаным, он часто повторял – Седого, бля, жалко! – вытирал пьяные слезы и предлагал выпить. Трупы братвы были аккуратно сложены на замковом дворе и покрыты какой-то старинной расшитой тряпкой. Трупы арабов валялись там, где их застала смерть, большинство где-то внутри здания. Слуг-негров оказалось не четверо, а пятеро, и они сидели в тенечке у стены, аккуратно связанные веревками. Я подошел к ним, чтобы, подобно Аврааму Линкольну, дать им волю, и вдруг один из связанных негров заговорил человеческим голосом, то есть по-русски:
– Кастет, бля, ты чего, не узнаешь что ли?
Я присмотрелся. Трудно узнать негра, особенно если он сидит в тени и ты его до этого всего-то пару раз видел ночью на плохо освещенной улице.
– Вашингтон, что ли? – на всякий случай спросил я.
– Не, бля, Франклин Делано Рузвельт! Развязывай давай, руки-ноги затекли и пить хочется, сил нет! Мы, русские негры, не привыкли к такому к себе отношению!
Я распутал тезку однодолларовой банкноты и помог ему подняться.
– Как ты тут очутился-то?
– Ха, негр негру всегда друг, товарищ и брат! Черномазые всех стран соединяйтесь! Пришел к воротам, почесал языком, и вот – я здесь, а вы там. Все думал, как вам ворота открыть, да вы и без меня справились.
