- Иди! - уже грозно сказал Годунов.
- Иду, - согласилась она и поднялась, едва не потянув меня за собой, - я минут через десять приду, ладно? С подружкой…
Она неохотно вышла, и Годунов, тяжело вздохнув ей вслед, сказал:
- Десять минут у нас есть, поэтому говори самое основное!
- Значит, так, капитан Годунов. Я - человек с серьезными и многообразными проблемами: меня ищут, или скоро начнут искать бандюки; я на крюке у одного очень нехорошего человека и должен выполнять его приказы, крюк крепкий, так просто с него мне не слезть, но отцепиться надо, обязательно надо. Больше того, на крюке моя женщина, ты понимаешь, о чем я?
Годунов кивнул:
- Я и женщину свою потерял, и ребенка…
- Поэтому первая задача для меня - освободить Светлану, а потом уже решать свои проблемы. И кроме того, может быть, самое главное: человек этот - опасный маньяк, страшный, безжалостный и умный, и планы у него - глобальные, а встать у него на пути могу только я…
Годунов задумчиво посмотрел в иллюминатор, на воду, крепость Петра и Павла с парящим над Невой, как золотая чайка, ангелом…
- Я думал, у меня проблем выше крыши, - сказал он, покачав головой, - но ты меня все-таки переплюнул.
Закурил, глянул на часы.
- Время есть, расскажу, чтобы ты понял, с кем дело имеешь, и подумал, стоит ли со мной связываться. О том, что я в ГБ служил - ты знаешь, спецрота афганская для меня вроде схрона была, сделал свое дело, и под крылышко полковника Гонты, отлеживаться… В самом конце той войны мой куратор, который остался при посольстве в должности военпреда, вызвал меня в Кабул и дал последнее афганское задание - сбить два транспортных вертолета, которые пойдут с грузом наркоты в сторону Союза. Дал время, маршрут, все как положено… Я вышел на точку, помню, порадовался еще - совсем рядом с базой, думаю. Положил вертушки аккуратно, с двух выстрелов - и домой, полдня ходу по горам, прихожу на базу, в расположение нашей роты - никого. И видно, понимаешь, что только что снялись, такие вещи всегда видны… Вот тут-то я все и понял…
Годунов встал, раскрыл иллюминатор, подставил лицо невскому ветру.
- У меня ни связи, ни оружия, «Калаш» с двумя магазинами, «Макаров» снаряженный, и нож - все! Этот пидор, куратор, думал, что я в горах сгину. А я дошел, на злобе дошел, на ненависти. Когда ночью в Кабул входил, у меня в «Макаре» один патрон оставался, и нож сломанный… Утром позвонил по условному телефону, - глухо, как в танке. Звоню в посольство, не положено, на крайний случай только, а куца крайнее… Отвечают - убыл военпред Иванов в столицу нашей Родины - Москву, а когда вернется, о том говорить не положено…
Он сел, не глядя нащупал кружку пива, выпил залпом, снова закурил.
- Руку там потерял?
- Руку? - он посмотрел на протез, словно забыл о его существовании, а я напомнил, затронул больную тему. - Нет, рука - это еще одна «Одиссея», «Одиссея капитана Годунова»…
* * *
Дверь каюты тихонько приоткрылась, сперва раздался голос официантки Люды, потом и сама она вплыла в каюту:
- Мальчики, вы кончили? - хихикнула, поправилась: - Закончили свои дела? А то мы с Мариной скучаем…
Следом вошла Марина, и в каюте сразу стало тесно, настолько ее было много.
- Мне идти надо, - Годунов поднялся. - Леша, проводи до трапа…
- Куда же вы, мальчики?
- Леша сейчас вернется. Правда, Кастет?
Я неуверенно пожал плечами, надо ли…
Мы поднялись на палубу, встали у сходней.
- Значит так, - Годунов опять посмотрел на часы, - встречаемся вечером, в 19.00, в клубе «96», слышал о таком?
- Где пидоры собираются, что ли?
- Не пидоры, а сексуальные меньшинства, ты эти предрассудки оставь. Я еще двух мужичков приведу, это вся наша команда и будет, больше пока рассчитывать не на что. А ты не менжуйся, иди к девчонкам, посиди, пивка попей, может, и срастется чего…
- Не тянет меня сегодня на подвиги.
- А от тебя никто подвигов и не ждет, просто добросовестное исполнение мужских обязанностей, а подвиги за тебя девчонки совершат, уж я-то их знаю…
Он пожал мне руку, оглядел набережную и поспешил вниз, в город, а я вздохнул и собрался уже вернуться в каюту, но почувствовал, что уже выпитое мною пиво напоминает о себе.
Я тронул за руку проходящую мимо официантку с полным подносом кружек:
- Красавица, а где на вашем судне гальюн расположен?
Красавица повела полным плечом:
- В конце коридора, сударь!
И точно, в конце коридора было две похожих комнаты, на одной двери был нарисован бравый пират, на другой - вероятно, пиратка, но рисунок закрывала беспокойная очередь нетерпеливых девиц разного возраста и степени опьянения.
Я толкнул дверь с пиратом и вошел внутрь. Гальюн на фрегате «Ксения» был оформлен по всем правилам европейских и мировых стандартов - кафель, зеркала, неяркий интимный свет, и даже музыка, льющаяся из невидимых динамиков.
Из всей этой лепоты совершенно выпадала группа парней в черных кожаных жилетках на голое тело. Парни стояли кружком в самом центре гальюнной прихожей, или как это называется в корабельной архитектуре - большой зале, где стояли умывальники и зеркала, чтобы посетитель мог привести себя в порядок перед выходом в большой палубный свет. Один из парней повернулся и сделал шаг в мою сторону.
- Вали отсюда!
- Мужики, я пописать.
- Иди, к бабам ссы!
Тут я заметил, что в центре образованного парнями круга на коленях стояла девчонка в разорванной блузке, один из парней держал ее за волосы, другой расстегивал брюки. Глаз у девчонки был подбит, а из уголка рта сочилась кровь.
- Мужики, вы чего? - я сделал шаг вперед и налетел на кулак.
Удар был сильным и неожиданным, как падение кирпича с крыши. Я едва успел дернуть головой в сторону, но удар пропустил, покачнулся и, чтобы не упасть, отступил к стене. Голова немного «поплыла», не от силы удара, от внезапности нападения.
Парень усмехнулся.
- Теперь все понял? Вали!
Девчонка тонко пискнула, раздался звук пощечины.
- Прекратить! - гаркнул я голосом комвзвода разведки и мотнул головой, отгоняя ударный шок.
Парни, а их было пятеро, дружно обернулись ко мне:
- Ты чего, Сема, разобраться с ним не можешь?
- Я ему сказал - иди в бабский гальюн, а он, вишь, не слушается!
- Ничего, теперь всю жизнь только в бабский и будет ходить!
Весь этот гнилой базар и хиханьки-хаханьки были мне только на руку, я окончательно пришел в себя, собрался и изготовился к бою. Не к сортирной драке с поломанным носом и парочкой трещин в ребрах, а к бою не на жизнь, а на смерть.
