Не дожидаясь лифта, я бегом поднялся на третий этаж и, глубоко вздохнув, позвонил в квартиру Инцеста Палыча. Дверь почти сразу распахнулась, передо мной стоял Тимофей.
- Вы? - хором сказали мы с Тимофеем Рукосуем, с той только разницей, что он был удивлен, а я - нет.
- Я, - подтвердил я. - А что вы здесь делаете?
Лицо Тимофея Рукосуя приняло гримасу крайнего изумления.
- Я? - он растерянно огляделся. - Я пришел в гости к старому товарищу по партии…
- Это и мой товарищ тоже, в одной партии состоим! - Я попытался протиснуться мимо Тимофеевой туши.
- Господин Совков, не сегодня, нам срочно нужно обсудить вопросы партийного строительства! Присутствие посторонних недопустимо!
- Господин Рукосуй! Я пришел не только к старому товарищу по партии, я пришел к своей невесте Машеньке и мешать вашему партийному строительству совсем не намерен. Больше того, я бы сказал, что это вы мне помешаете. Дело в том, - я доверительно наклонился к волосатому уху Тимофея и даже обнял его за талию, - дело в том, что после совершения полового акта я привык ходить по квартире нагишом. Вы меня понимаете?
- Да… - пробормотал изумленный Тимофей, а я убрал руку с его талии - за поясом и в карманах брюк оружия не было.
- Да, - подтвердил я, - такая у меня привычка. А вы меня будете смущать, я вас плохо знаю и не вполне уверен в вашей половой ориентации. Знаете, не хотелось бы подвергаться сексуальной агрессии в квартире своей невесты. Я бы даже сказал - суженой.
Похоже, Тимофей хотел что-то сказать, но не успел - я погрузил кулак в его массивный живот, как раз в том месте, где заканчиваются ребра и находится солнечное сплетение. Тимофей выдохнул в меня запах лука и сала, потом крякнул и начал валиться внутрь квартиры. Я подхватил его и уложил вдоль стенки прихожей.
Из кухни выглянул Палыч. Верхняя губа у него была разбита, под глазом набухал обширный синяк. Он вытянул шею, посмотрел на лежащего Тимофея, потом показал глазами в сторону комнаты.
- Машенька, я пришел! - нарочито громко крикнул я и хлопнул входной дверью.
В комнате послышалась громкая возня, дверь приоткрылась и в коридоре появился охранник. Тот самый, что встретил меня в особняке на Фонтанке и настойчиво повторял: «Исполать вам, добры молодцы!»
Сегодня он не говорил «исполать» и «гой еси», он вообще ничего не говорил, а смотрел вытаращенными глазами на меня и на лежащего у стены Тимофея.
- Джеймс, я здесь! - закричала из глубины комнаты Машенька. - Он пристает! Руками!
- Пристаешь? - спросил я и сделал два шага к торчащему в дверях охраннику.
Он исчез и дверь захлопнулась. В комнате опять послышалась возня и шум передвигаемой мебели.
«Баррикаду строит, сволочь!» - подумал я и оглянулся.
Тимофей походил на спящего тюленя. Рядом стоял дрожащий Палыч и неистово вращал глазами.
- Что? - спросил я у Палыча.
- Этот, в бинтах, там, - он мотнул головой в сторону кухни.
- Оружие есть? - спросил я.
- У меня? - испугался Палыч.
- У охранника.
- Нету. Он сильный и дерется!
- А этот, в бинтах?
- Он водку пьет, со свиданьицем, обычай…
За дверью комнаты опять началась возня и раздался истошный женский крик.
- Эй, не балуй! - сказал я охраннику и взялся за Тимофея.
Поднять и отнести его к дверям комнаты мне оказалось не по силам, но оттащить и положить поперек входа я смог.
- Выходи, поговорим, - предложил я.
- Хрен тебе, - в согласии с русскими национальными традициями ответил охранник.
- Тимофей ушел и тебе велел уходить, - соврал я.
В комнате стало тихо.
- Тимоха уже в машине сидит, дожидается. Мне ж ничего не надо, невесту свою возьму, и - все. Меня ваши дела не касаются. Уходи, а? По-хорошему. Бить не буду, - еще раз соврал я.
Опять послышался звук перемещаемой мебели, и дверь чуть приоткрылась. Один глаз и часть лица охранника смотрели мне прямо в глаза.
- Я отойду, дверь открыта, уходи!
И я отошел в сторону, освобождая дорогу добру молодцу.
Дверь сначала закрылась, потом распахнулась настежь, и в коридор вылетел охранник. Вылетел в самом буквальном смысле, споткнувшись о тушу Тимофея, он метра два пролетел по воздуху и приземлился у самых моих ног. Я воспользовался этим, чтобы несколько раз от души пнуть его ногой, чтобы не приставал к беззащитным девушкам. В ответ охранник несколько раз хрюкнул и свернулся калачиком, закрыв лицо руками и коленями.
Я еще раз пнул его ногой.
- Вставай, бери своего Тимофея и уходи. И больше здесь своей морды не показывай, понял?
Охранник опять хрюкнул и начал подниматься, а я отошел на безопасное для него и себя расстояние.
Охранник вдоль стенки добрался до лежащего Тимофея, с трудом подхватил его под мышки и потащил к выходу. Я проводил их до лестницы, вызвал лифт и только убедившись в том, что лифт спустился на первый этаж, вернулся в квартиру.
Из окна комнаты было видно, как охранник прислонил своего шефа к машине и остервенело лупцует его по щекам.
- Видел, как я его? - спросила подкравшаяся Машка.
- Что ты его? - не понял я.
- Это же он визжал, я ему всю морду расцарапала! Не фиг трогать, где не для него, - не совсем правильно по форме, но верно по сути сформулировала она.
- Молодец! - похвалил я Машку, продолжая смотреть в окно. Отпускать живыми этих двух дуболомов никак нельзя. Тимофей свяжется с Черных, тот пришлет боевиков, и тогда столько крови прольется…
Охранник наконец привел Тимофея в чувство, что-то долго объяснял ему, показывая толстой рукой в сторону дома, и, наконец, усадил его в машину.
Они еще постояли немного, то ли обсуждая маршрут следования, то ли вызванивая подмогу, и, наконец, машина тронулась с места и неспешно покатила в сторону проспекта Ветеранов. Чтобы проследить ее дальнейшую судьбу, мне пришлось распахнуть окно и даже высунуться наружу.
Внезапность происшедшего дальше была полной, даже я, с нетерпением ожидавший взрыва, и то вздрогнул, что уж говорить об уличных бабушках, многодетных мамашах и стеклах в окрестных домах. Машина, успевшая отъехать уже метров на триста, внезапно превратилась в черно-красный огненно-дымный букет и остановилась.
- Что это бабахнуло? - поинтересовалась Машка.
- Так, дерьмо всякое, - честно сказал я и закрыл окно. С улицы потянуло горелой резиной.
Когда мы вчетвером вышли из дома, у парадной уже стоял «горбатый» «запорожец». Борис Пентелин, поигрывая ключами, прогуливался рядом.
