- Да, дорогой, - донеслось снизу, - сейчас принесу.
Они немного помолчали, потом Лина встрепенулась и сказала:
- Вот! Вспомнила!
- Что вспомнили? - Артур улыбнулся и склонил голову набок.
- Вспомнила про медальон. Вы тогда так заинтересовались им… А почему, интересно? И, главное, мне показалось, что вы знаете об этом медальоне что-то такое…
- Какое?
- Ну… Будто вы знаете, что это за медальон, но не хотите об этом говорить.
- Что значит - не хочу? Можно и поговорить. Просто при тех обстоятельствах разговоры о каком-то медальоне были, прямо скажем, не совсем уместны.
- А сейчас уже уместны?
- Как вам будет угодно, - Артур с улыбкой склонил голову.
- Мне угодно.
- Хорошо, - ответил Артур, - я повинуюсь. Он задумался на минуту, затем сказал:
- Но я предупреждаю, что ничего особенного вы не услышите. Итак… Этот медальон как ювелирное изделие, конечно же, чего-то стоит. Хотя и не очень много. Но зато он представляет собой безусловную историческую ценность. Его история уходит аж во времена царствования Ивана Грозного. Я повторяю, что никаких особых событий с ним не связано, но уже тот факт, что медальон побывал в руках многих известнейших исторических личностей, делает его реликвией. Этот медальон упоминается во многих исторических документах, он занесен в соответствующий каталог и считается пропавшим. Но теперь, как мы уже знаем, он вовсе не пропал.
- То есть как - не пропал? - удивилась девушка. - Кто-то же его унес из моего дома!
- Ну это разве пропал? - улыбнулся Воронцов. - Это так, мелочи. Найдем! И не такое находили.
- И, значит, с ним не связано никаких тайн, заговоров и прочих интересностей? - разочарованно спросила Лина.
- Никаких, - подтвердил Артур, - совершенно никаких.
Лина призадумалась. Ей было очень не по себе. Старинный медальон… Странно, откуда Воронцов вообще знает о ее медальоне. И такие подробности - Иван Грозный, исторические документы… Это можно объяснить только одним - эта безделушка таки имеет какую-то ценность и Артур специально занимался ее изучением… Знать бы еще, в чем секрет медальона. По спине девушки потекла струйка пота. Во что она влипла, глупая девчонка? С чего она вообще взяла, что Артур к ней неравнодушен? Ему, наверное, от нее только одно надо - этот медальон, а она, дурочка, уже представляла их будущую совместную жизнь… Ей хотелось заплакать, но героическим усилием она сдержалась.
- Ну тогда он мне и не нужен, - сказала она, - забирайте его себе.
- Мне он тоже не нужен, а вот в музее ему самое место. И еще там будет табличка: - «Экспонат любезно передан в коллекцию милейшей Акулиной Голубицкой-Гессер».
- И все вы врете, - притворно засмеялась Лина, - ни про какую «милейшую» в этой табличке ничего не будет.
- Ну без «милейшей», - согласился Артур, - а все остальное обязательно будет.
- И я, когда мне будет девяносто лет, буду приходить в этот музей и тыкать в табличку узловатым кривым пальцем - это, дескать, я принесла! А молодые школьницы будут шептаться: «Вот она, эта спятившая старуха, опять приперлась!»
Воронцов захохотал:
- Именно так все и будет.
Над перилами показалась седая голова Самвела, который осторожно нес старинный поднос с кофейными принадлежностями.
Кофе пили в молчании, которое нарушалось лишь доносившимся с воды шуршанием мелких ночных волн. Над столиком горел неяркий уютный фонарик.
Лину клонило в сон, несмотря на кофе и все переживания, и заметив это, Артур сказал:
- Наверное, вам пора домой. Я вижу, что у вас уже закрываются глаза.
Он оставил на столе несколько крупных купюр, бережно обнял Лину за плечи и повел ее вниз по деревянной винтовой лестнице. У Лины закрывались глаза и заплетались ноги.
- Ну вот… - пробормотала она. - Накормили бедную девушку до полубессознательного состояния…
- Вообще-то в этом есть что-то свеженькое и оригинальное, - ответил Артур и подмигнул Самвелу Арутюновичу, который стоял в дверях кухни и с улыбкой смотрел на них, - раньше девушку нужно было напоить, чтобы… ну, сами понимаете. А теперь - накормил, и она в твоей власти.
- Только не уроните меня, властитель, - сказала Лина, перешагивая через порог. - Спасибо, любезный Самвел Арутюнович. Все было очень вкусно и очень сытно. Даже слишком сытно. Видите, до чего я дошла? Сама идти не могу.
- Не верь ей, Самвел, - рассмеялся Воронцов, - она притворяется. Женщины очень любят притворяться.
Девушка тщательно прицелилась и изо всех сил наступила Артуру на ногу.
- Ай! - вскрикнул Артур.
- Ах, простите, я нечаянно, - холодно сказала Лина.
Самвел захохотал, а Артур, скорбно поджав губы, сказал:
- Ну вот, а что я говорил?
Едва опустившись на подушки «Мерседеса», Лина отключилась.
Артур, усевшись за руль, долго смотрел на нее, и в мягком оранжевом свете приборов было видно, как на лицо девушки опустилось спокойствие и умиротворение, и только маленькая морщинка на переносице, которая никак не хотела разглаживаться, говорила о том, что не все так хорошо, как можно было бы пожелать.
Глубоко вздохнув, он запустил двигатель и плавно тронул машину с места.
* * *
Я проснулась, когда мы подъехали к моему подъезду. Вышла из машины и, посмотрев на свои окна, почувствовала, как сердце опять уходит в пятки. Слишком много проблем для одного человека, слишком много горя… Максим, мама, бандиты, брат… Еще эти непонятки с Артуром, загадочная игра, в которой я только пешка. Кто знает, что со мной будет завтра и удастся ли мне выйти живой из этого? Я вздохнула и сказала:
- А вдруг меня снова кто-нибудь поджидает?
Артур тоже посмотрел наверх и ответил: -А я подожду здесь, пока вы подниметесь, и вы мне из окна ручкой сделаете - дескать, все в порядке. И я буду знать, что вы в безопасности. Вообще-то… Те, кто был здесь однажды, уже не придут. Я говорил с их… как бы так поприличнее сказать… с их начальником и все ему объяснил.
- Ачто вы ему объяснили?
- Я объяснил ему, что беспокоить вас нехорошо. А если быть более точным, я сказал ему, что если он еще раз сделает какое-нибудь движение в вашу сторону, я его убью.
- Как тех троих?
Я вспомнила кошмарную сцену в моей прихожей, когда трое бандитов один за другим повалились на пол с пулями в организмах, и меня передернуло. У Артура тогда было какое-то странное лицо - сосредоточенное и в то же время совершенно ничего не выражающее…
- Да, как тех троих.
