- Ник говорит, что песня, которую ты исполнил, проникла в самую глубину его души.
Шервуд засмущался и по-дружески двинул Желвака в плечо.
- Спасибо, - сказал он, - но все равно ваша песня про черную птицу лучше. Прямо как про меня написана. Давайте за это выпьем!
- Легко! - ответил Граф и стал разливать водку по рюмкам.
В это время в кармане у Желвака задрожала трубка.
- Ну кто там еще, - недовольно пробормотал он. - Отдохнуть не дают…
Достав трубку, он поднес ее к уху и проскрипел: -Ну?
Потом с паузами сказал несколько фраз:
- Я сейчас занят. Что значит - очень важно? У меня все дела важные. Уверен? Ну смотри, отвечаешь. Если я решу, что не очень важно, то жопу разорву. Понял? Ладно, давай, одна нога там, другая здесь.
Закончив разговор, он посмотрел на Графа и сказал:
- Вот, звонил один крендель, Гобсек называется. Знаешь такого?
По причине общего алкогольного увеселения Желвак позволил себе некоторую фамильярность, обратившись к Графу на "ты".
- Слышал, - усмехнулся Граф. - Известная личность.
- Говорит, что у него есть новости для нас.
- Так и сказал - для нас?
- Именно! Я, говорит, знаю, что вы там с Графом сидите, и для вас, говорит, специальная новость есть. Сами, говорит, благодарить будете.
- Интересно, - Граф поднял бровь. - Ну и что, приедет?
- Приедет, - кивнул Желвак, - но если новость не новая, я ему…
- Жопу разорвешь, - закончил Граф, тоже демократично перешедший на "ты".
- Вот именно.
- Скоро он будет-то?
- Говорит, через полчаса.
- Ну и ладно, - кивнул Граф. - А мы пока водочки выпьем.
Услышав уже знакомое слово "водочка", Шервуд оживился и, подняв рюмку, сказал:
- На здравье!
- На здравье! - засмеявшись, ответил Граф. - Подожди, брат, вот я тебя русскому языку обучу, и тогда ты будешь знать много тостов. Их у русских - знаешь сколько?
- Не знаю, но верю, - ответил Шервуд. И они снова выпили за здоровье. Шервуд по совету Графа закусил соленым груздочком, а потом сказал:
- У меня друг есть… Старый друг, ну и в бизнесе мы с ним вместе. Сам понимаешь, без друзей никак… Так он на банджо бренчит, как настоящий артист, и песни сам сочиняет. Вот он одну песню недавно сочинил, я музыки не помню, но смысл расскажу.
- Давай, Майкл, расскажи, - одобрительно улыбнулся Граф, - а мы послушаем.
- Ага. Значит, песня такая. Представляешь, по Миссисипи плывет пароход. Старый такой, с колесом позади. А в трюме этого парохода плывет парень, такой, какими мы с тобой были лет двадцать пять назад. И парень этот сидит, значит, в трюме и думает о своей жизни. Отец их бросил, когда он совсем еще пацаном был, мать-проститутка - неизвестно где, сам он ничего не умеет, только ножом махать, и нет у него ни кола ни двора. Но выходит он на пристани маленького городка с красивым названием и встречает обалденную девушку и влюбляется в нее, и она в него влюбляется, хотя он грязный, как негр, и нет у него ничего. И такая у них любовь, на полпесни, а потом он узнает, что это его сестра… А она заболела тяжело и деньги нужны на лекарство, он выходит ночью и убивает проститутку ради десяти долларов, а это оказывается его мать. Шериф его арестовал, а шериф оказывается его отец… Классная песня, правда?
- Классная, - согласился Граф. - Подожди, я ее Нику переведу.
Желвак выслушал перевод и, подняв брови, сказал:
- Так это… У нас тоже такая песня есть, и папаша там прокурор, и мать проститутка, и сестра то ли больная, то ли безногая…
- Действительно, есть, - кивнул Граф. - А о чем это говорит?
- А о чем это говорит? - повторил Желвак.
- А говорит это о том, - Граф со значением поднял палец, - что все воры света одним миром мазаны. И нужды у них одни, и страсти у них одни, и счастье с несчастьем одно на всех.
- Точно! - Желвак от чувств грохнул кулаком по столу.
Дверь тут же приотворилась, и в кабинет заглянул официант.
- Что-нибудь желаете? - с любезной улыбкой спросил он.
- Нет, ничего, - отмахнулся Граф. Потом он повернулся к Желваку и укоризненно сказал:
- Ну что ты, Николай Иваныч, обслугу мне пугаешь!
- Все, Константин Эду… Эдуардович, - Желвак прижал палец к губам, - сидим как мышки. Мы же интеллигентные люди?
- Конечно, интеллигентные, - уверенно кивнул Граф, - особенно те, кого общество авторитетом признает. А ты, Николай Иваныч, и вообще скоро в закон войдешь.
- Ну, Константин Эдуардович, это еще когда будет, - вздохнул Желвак. - И вообще - не говори гоп. Давай-ка еще по водочке.
- Давайте, - неожиданно сказал по-русски Шервуд, - водка на здравье.
Видимо, в процессе застолья он успел выучить часто повторяемое слово "давайте", которое вполне соответствовало простому английскому come on, и решил блеснуть знанием русского языка.
- Во! - обрадованно воскликнул Желвак. - Уже выучил! Это, как его, прогресс!
- Прогресс! - поддержал его Граф. - Ну, за прогресс!
И они выпили за прогресс.
Потом выпили за джинсы, за американцев на Луне, за подвеску Макферсона, а когда Желвак неожиданно предложил тост за развитие животноводства, в дверь тихо постучали.
- Да, войдите, - сказал Граф, повернувшись к двери, и в кабинет бочком проскользнул Миха Гобсек.
- Приветствую вас, Михаил, - учтиво сказал Граф, однако не встал и руки Гобсеку не протянул, а только гостеприимно показал глазами в сторону стола.
Гобсек помялся у двери, затем смущенно кашлянул и, подойдя к указанному месту, осторожно опустился на краешек кресла.
- Николай Иванович сказал, что у вас к нам какая-то новость. Слушаю вас.
- Если позволите, я с самого начала.
- Да, конечно, - кивнул Граф. - Это будет весьма правильно. Водочки?
- Если позволите.
- Конечно, позволю. Мало того, даже настойчиво порекомендую, потому что у нас тут не простая вечеринка, а особая. Тут, понимаете, такое дело… - говорил Граф, наливая Гобсеку, а заодно и всем остальным. - У меня брат нашелся. В самой что ни на есть Америке. Вот такой праздничек.
- Ну, - оживился Гобсек, - за такое дело выпить сам Бог велел.
Он взял рюмку и, посмотрев на братьев, восхищенно покачал головой:
- Это надо же, из самой Америки… Ну, со свиданьицем!
Он снова посмотрел сначала на Графа, потом на Шервуда и опрокинул рюмку в рот. Остальные последовали его примеру, а Гобсек занюхал водку корочкой хлеба и сказал:
