– Ты хочешь сказать, что это никакие не мусора? – насторожился я и подумал, что, пожалуй, приятнее получить дюлей от настоящих ментов, чем воевать с переодевшимися в милицейскую форму бандитами. – Думаешь, маскарад?
– А пес его знает. Одно из двух: или, и правда, маскарад, или менты разыгрывают какую-то хитрую комбинацию. Но не могли они так облажаться, – еще раз повторил Антон, – чтобы дать нам закрыть железную дверь и заставить себя тратить время на окна!
А за одним из этих окон тем временем выразительно звякнуло… еще раз… еще…
– Я ж говорил: применят лебедку. – Антон сунул в рот сигарету, щелкнул дорогой зажигалкой. – Жаль, не подумали установить одну из камер на улице.
Или посадить оператора в доме напротив. Где-нибудь поблизости от Данилы.
Действительно, жаль! Вышли бы отличные кадры.
– …зацепили трос, – тем временем не умолкала рация, – сейчас вырвут решетку, вломятся через окно…
– Знаем, – небрежно бросил Антон. Я снова взялся за телефон.
– Никита, ты слушаешь?
– Да, Денис, – отозвался программный выпускающий. И доложил: – Мы уже пятнадцать секунд как в эфире. Ваши разговоры пока блокируем. Даем интершум.
– Что Ольга?
– Исполняет увертюру, поет славицу мученикам-журналистам, обреченным подвергаться насилию за обличение истины, – хмыкнул Никита. – Только что сообщила, что через минуту к вам в кафе вломится взвод разъяренных ментов.
За окном взвыл двигатель автомобиля. В окне затрещало.
– Не через минуту, – внес я поправку. – Уже через несколько секунд. И боюсь, никакие это не менты.
– То есть?
– Есть подозрение, что в камуфляже не мусора, а воровская пехота! – нервно растолковал я. – Теперь понял?!!
Ответить Никита не успел. Или я не расслышал ответа. Потому что в этот момент не выдержала решетка – с треском вырвалась из стены. И буквально тут же со звоном вылетело внутрь окно. А следом за осколками в зал посыпались «гости».
В черных масках.
С громкими воплями.
С плохими намерениями.
Первым делом они смяли один из «общепитовских» столиков, имевший несчастье оказаться у них на пути – аккурат под злополучным окном.
Следом за столиком принялись за нас.
Пожалуй, самым разумным в такой ситуации было сразу хлопнуться на пол и визжать: «Я сдаюсь!» Тогда, возможно, досталось бы меньше. Вот только я не забывал о том, что сейчас за мной наблюдают тысячи телезрителей.
И не мог в прямом эфире выглядеть недостойно!
А поэтому вскочил из-за стола и, как пишется в Кодексе, оказал злостное неповиновение сотрудникам правоохранительных органов. Впрочем, в тот момент я совсем не был уверен в том, что это сотрудники. А потому с чистой совестью закатал ногой по мордасам первому сунувшемуся ко мне бугаю. И, как это ни странно, получилось удачнее некуда. Привыкший к беспрекословному повиновению, встречавший сопротивление лишь на учениях, но почти никогда – при реальном захвате, мой визави от неожиданности благополучно удар пропустил. И оказался ни много ни мало в нокауте – медленно начал оседать на пол.
А я в тот момент уже разбирался с другими. Точнее сказать, не разбирался, а старался избежать контакта с их облаченными в броники тушами.
Туши были что надо – не менее центнера каждая. Кстати, их было две штуки, и от первой мне удалось увернуться, но вторая сграбастала меня сзади в надежный борцовский захват. Я сразу же попытался двинуть ей затылком по морде. Пустое!
Эти лоси уже убедились в том, что от меня можно ждать неприятных сюрпризов. Так что провести еще один удачный прием мне бы уже никто не позволил. Достаточно было и одного потерпевшего, сейчас приходившего в чувство, опершись бронежилетом о барную стойку. Меня припечатали к полу рядом с ним. При этом в последний момент я изловчился зацепить пятерней его черную маску и содрать ее с рожи. Злорадствуя: «Теперь твою тщательно скрываемую витрину, приятель, увидят тысячи телезрителей».
Долго злорадствовать мне не пришлось. Что-то твердое и массивное, словно бревно, – наверное, колено, – уперлось мне в основание черепа, да так, что, кажется, я услышал, как хрустнули шейные позвонки. Физиономией я размазался по линолеуму. Руки мне выкрутили назад с таким средневековым садизмом, что на какое-то время я ощутил себя вздернутым на дыбу. И, чтобы я до конца почувствовал все прелести общения с СОБРом, наградили увесистым тумаком в поясницу. Профессиональным, надо сказать, тумаком. Этим парням было отлично известно, где находятся почки.
Я стиснул зубы и заставил себя отвлечься от мысли, до чего же мне больно.
Только бы не застонать! Только бы не опозориться перед многотысячной аудиторией! Лучше всего сейчас вырубиться! Лучше всего потерять сознание!
Я ощутил, как на запястьях сомкнулись браслеты наручников. После чего – о, счастье! – руки мои, вывернутые, как у гимнастки, наконец отпустили. А с шеи убрали колено-бревно.
Жить стало легче, жить стало веселее.
Правда, всего на пару секунд, пока мне еще раз не приложились по почкам. От души приложились. Так, что потемнело в глазах!
Лучше всего потерять сознание!
Увы, потерять его не удалось. Зато на какое-то время меня оставили в покое.
Беспомощный и жалкий, я валялся, прижавшись щекой к линолеуму, кусал губы и фиксировал, как по всему телу от отбитых почек волнами разливается боль. Мне уже было безразлично, что сейчас за моими героическими мучениями наблюдают тысячи людей, меня больше не грела мысль о том, какие вытянутые хари будут у этих лбов в камуфляже, когда они узнают, что весь их беспредел транслируется в прямом эфире. Мне вообще уже все было до фонаря.
Потерять бы сознание!
Скорее бы сдохнуть!
Рядом со мной что-то громко обсуждали, о чем-то спорили, но я никак не мог отвлечься от боли и попробовать разобрать, о чем идет речь. Наверное, решалась наша участь: замочить нас с Антоном прямо здесь или сначала вывезти за город?
Вывезти не получится: не позволят. Кафе надежно блокировано людьми из Организации.
А вот замочить вполне могут успеть.
«Дерьмо! – сумел мысленно выругаться я. – Где эти долбаные „организаторы“, которые должны прийти нам на помощь?!! Кто-то из них – самый главный – сейчас наблюдает по НРТ за тем, что творится в кафе. Он-то и должен в тот самый момент, когда нам совсем станет туго, дать команду на наше спасение. Так какого же дьявола эта гадина медлит?!! Или считает, что мы можем вытерпеть и не такое? Т-твою мать! Лично я не могу!!!»
– Па-а-адъем! – Меня почти что любя ткнули носком берца в живот, а потом, словно вонючего бомжа, о которого нет никакого желания марать руки, попытались ногой перевернуть на спину. – Покажи личико, Гюльчатай! Подъем, блядь, тебе сказано!!!
