Ральф аккуратно положил трубку. Возможно, Джон прав, а он
сошел с ума, хотя Ральф еще никогда в жизни не чувствовал себя столь
здравомыслящим.
— Уставший, — сообщил он солнечной пустой кухне, — но в
здравом уме. — Ральф помолчал, затем добавил: — К тому же почти влюбленный.
Он улыбнулся и наконец-то поставил чайник на газ.
2
Ральф допивал вторую чашку чая, когда вспомнил, что Билл
написал в записке об ужине. Тут же он решил пригласить Билла поужинать в баре.
И они смогут помириться.
«Нам стоит помириться, — подумал он, — потому что у того
лысого психа панама Билла, а это значит, что Билл в беде».
Есть только настоящее. Ральф взял телефон и набрал номер,
который он помнил наизусть: 941-5000. Телефон городской больницы Дерри.
3
Дежурная в приемной соединила его с палатой N313. Явно
уставшая женщина, взявшая трубку, оказалась Денизой Полхерст, племянницей
умирающего. Она сообщила, что Билла в палате нет. Около часа дня пришли еще
четверо преподавателей того времени, которое она охарактеризовала как
«дядюшкины дни величия», и Билл предложил всем отправиться на ленч. Ральф даже
знал, как именно его сосед поставил вопрос: лучше поздно, чем никогда.
Это была одна из самых любимых поговорок Мак-Говерна.
Когда Ральф поинтересовался, когда вернется Билл, Дениза
Полхерст ответила, что скоро.
— Он мне так помог. Не знаю, что бы я делала без него,
мистер Pоббинс.
— Робертс, — поправил Ральф. — Билл очень хорошо отзывался о
мистере Полхерсте.
— Да, они все так считают. Надеюсь, он не касался его
безумия?
— Нет, — напряженно ответил Ральф. — Билл написал, что ваш
дядюшка очень плох.
— Да. Врач говорит, что вряд ли он переживет нынешний день,
но я слышала эту песню и раньше. Господи, прости, но иногда дядя Боб
представляется мне одним из объявлений расчетно-издательской палаты — всегда
обещают, но ничего не доставляют. Звучит ужасно, но я так устала, что мне уже
все равно. Сегодня утром его отключили от системы жизнеобеспечения — я не могла
взвалить всю ответственность на себя, поэтому и позвонила Биллу, а он сказал,
что именно этого хотел бы дядя. Пора Бобу начать исследование другого мира,
сказал он, карта этого мира уже достаточно подробна. Разве не поэтично, мистер
Роббинс?
— Да, только моя фамилия Робертс, мисс Полхерст. Передайте,
пожалуйста, Биллу, что звонил Ральф Робертс и просил его пере…
— Поэтому мы отключили систему, и я приготовилась, но он не
умер. Я не могу этого понять. Он готов. Я готова, жизнь его подошла к концу…
Так почему же он не умирает?
— Не знаю.
— Смерть так глупа, — произнесла она ноющим неприятным тоном
измотанного, павшего духом человека. — Акушерку, слишком медленно перерезающую
пуповину, давно бы уже уволили с работы.
В последнее время мысли Ральфа приобрели тенденцию метаться,
упуская многое из виду, но на этот раз они немедленно поспешили назад.
— Что вы сказали?
— Простите? — Голос Денизы звучал удивленно, будто и ее
мысли витали где-то далеко.
— Вы упомянули о перерезании пуповины.
— Я ничего не имела в виду. — Ноющие интонации усилились…
Только Ральф понял, что это не нытье, а поскуливание, и оно пугало. Что-то было
не так. Внезапно сердце Ральфа пустилось вскачь. — Я вообще ничего не имела в
виду, — настаивала женщина, а телефон, который Ральф держал в руках, вдруг
окрасился в интенсивный зловеще-синий цвет.
«Она подумывает убить его, и это не праздная мысль — она
хочет положить подушку дяде на лицо и таким образом задушить его. Все
произойдет быстро, думает она, и станет благословением. Все наконец-то
кончится». Ральф отстранил трубку от уха. Синий свет, холодный, как февральское
небо, тоненькими лучиками просачивался сквозь дырочки микрофона. «Убийство
синего света, — подумал Ральф, держа трубку на расстоянии вытянутой руки и
глядя широко раскрытыми, неподвижными глазами на то, как синие лучи, извиваясь,
падают на пол. До него доносился слабый, встревоженный голос Денизы Полхерст. —
Никогда не хотел знать ничего подобного, но все равно мне это известно:
убийство синего света».
Ральф поднес трубку к губам, умудрившись подальше отставить
слуховую часть, излучавшую пугающие потоки ледяного света, похожие на сосульки.
Он боялся, что если слишком близко поднесет эту часть трубки к уху, то рискует
оглохнуть от холодной, яростной решимости Денизы.
— Передайте Биллу, что звонил Ральф, — сказал он. — Робертс,
а не Роббинс. — Не дожидаясь ответа, он повесил трубку. Голубые лучи, отскочив
от трубки, устремились к полу. Ральф снова подумал о сосульках, о том, как те
падают ровными рядами, если провести рукой по карнизу после теплого зимнего
дня. Эти сосульки исчезли, не долетев до линолеума. Ральф огляделся. В комнате
ничего не светилось, не мерцало и не вибрировало. Ауры снова ушли. Он
облегченно вздохнул, и в этот момент на Гаррисавеню засигналила машина.
В пустой квартире на втором этаже Ральф Робертс закричал.
4
Ральфу больше не хотелось чаю, но жажда не отступала. В
холодильнике он нашел бутылку диетической пепси — без газа, зато холодная, —
налил в пластмассовый стаканчик с выцветшей эмблемой «Красного яблока» и вышел
на веранду. Он больше не мог оставаться в доме, пропахшем несчастливым
бодрствованием. Особенно после случая с телефоном.
День стал еще прекраснее, если такое вообще возможно; ветер
усилился, пронося сквозь ряды деревьев своры света и теней вперемешку с
опавшими листьями. Ветер подгонял оборванных дервишей в красном, оранжевом,
желтом вдоль тротуаров. Ральф повернул налево не потому, что сознательно хотел
еще раз нанести визит площадке для пикников, а лишь из желания, чтобы ветер дул
в спину.
И тем не менее минут десять спустя он оказался именно там.
Сейчас площадка для пикников пустовала, и неудивительно. Дело было не в ветре —
ничто не могло разогнать стариков по домам, просто почти невозможно удержать
карты на столе, а шахматные фигуры на доске, когда ветер так и норовит смести
их.
Ральф приблизился к столу, за которым обычно восседал Фэй
Чепин, и не особенно удивился, увидев записку, прижатую камнем, и заранее
догадался о ее содержании.
"Две прогулки, две встречи с лысоголовым доктором со
скальпелем, двое стариков, страдающих бессонницей и испытывающих яркие видения;
две записки.
Вот так и Ной собирал животных в свой ковчег, не поодиночке,
а парами… Может быть, просто наступает час еще одного потопа? Как считаешь,
старик?" Ральф не знал что и подумать… Записка Билла была в некотором роде
предсмертным посланием, и он ничуть не сомневался, что записка Фэя относилась к
той же категории. Ощущение, что его несут вперед, без усилий и колебаний,
казалось слишком сильным, чтобы сомневаться; как будто он очнулся на незнакомой
сцене, пытаясь произнести слова из драмы, которую он никогда не читал и не
репетировал, или словно он до боли всматривался в очертания знакомого предмета,
пока образ не превращался в полнейшую чепуху, или открыл-Открыл что?
