Посмотрев вниз, Ральф увидел, как сквозь кафельный пол
просачиваются его ноги. Он повернулся к Луизе и натянуто улыбнулся:
— Почище любого лифта, а?
Луиза кивнула, по-прежнему крепко сжимая его руку.
Они миновали пятый этаж, пролетели комнату отдыха для врачей
на шестом (двое врачей — нормального роста — отдыхали, один читал, другой
дремал на диване), а затем оказались на крыше.
Ночь стояла ясная, безлунная, величественная. Звезды сияли
расточительным, размытым потоком света. Дул сильный ветер, и Ральф согласился с
утверждением миссис Перрин, что бабье лето кончилось. Он слышал завывание
ветра, но не чувствовал его порывов… Хотя мог почувствовать, если бы захотел.
Все дело в правильной концентрации… От этой мысли Ральф почувствовал
незначительное изменение, происшедшее внутри него, — как будто что-то мигнуло.
И внезапно волосы взметнулись со лба, а штанины брюк захлопали о голени. Он
поежился. Миссис Перрин оказалась права и в том, что погода меняется. Внутри
Ральфа снова мигнуло, и порывы ветра прекратились. Он взглянул на Лахесиса:
— Теперь можно отпустить вашу руку?
Лахесис кивнул и отпустил руку Ральфа. Клото отпустил руку
Луизы. На западе Ральф увидел пульсирующие голубые огоньки взлетно-посадочных
полос аэродрома. Позади оранжевым светом дуговых фонарей полыхал острый выступ
Кейп-Грин, одной из новостроек на другом берегу Барренса. А чуть восточнее
аэропорта тянулась ниточка Гаррис-авеню.
— Красиво, не правда ли, Ральф?
Ральф, согласно кивнув, подумал, что зрелище сверкающего в
темноте города, раскинувшегося под ними, стоит всего, что ему пришлось пережить
с тех пор, как на него обрушилась бессонница. Всего. Но он не стал доверять
этой мысли.
Ральф повернулся к Клото и Лахесису:
— Ладно, объясните, кто вы, кто он и что вам нужно от нас.
Два лысоголовых доктора стояли между двумя огромными
вентиляторами, выбрасывающими в воздух лилово-коричневые потоки. Они нервно
переглянулись, а затем Лахесис еле заметно кивнул. Клото выступил вперед,
переводя взгляд с Ральфа на Луизу, как будто собирался с мыслями.
Очень хорошо. Во-первых, вам следует осознать, что, хотя все
происходящее и кажется неожиданным и тревожным, на самом деле не выходит за
рамки естественного. Я и мой коллега делаем то, что предназначено нам;
Атропос поступает так, как следует действовать ему; вы же,
мои дорогие Смертные, будете делать то, что положено вам.
Ральф горько улыбнулся:
— В этом, я полагаю, и заключается свобода выбора?
Лахесис: Не следует так думать! Просто то, что вы называете
свободой выбора, является составной частью того, что мы называем великим
круговоротом существования.
Луиза: — Мы смотрим словно сквозь темную пелену… Вы это
имеете в виду?
Клото, улыбаясь юношеской улыбкой:
Изречение из Библии? Отлично сказано.
Ральф: — И очень удобно для таких парней, как вы, но оставим
это пока. У нас есть поговорки, и не имеющие отношения к Библии, джентльмены,
но тоже неплохие, например: «Не надо подслащивать пилюлю». Надеюсь, вы запомните.
Однако Ральфу показалось, что он требовал слишком многого.
5
Клото говорил очень долго. Ральф не знал, сколько времени
прошло, потому что на этом уровне временная протяженность была иной — более
сжатой.
Временами в речи Клото вообще отсутствовали слова,
вербальные термины заменялись простенькими яркими образами, как в детских
ребусах. Ральф предполагал, что они пользовались приемами телепатии, что уже
было удивительно само по себе, но в процессе общения это казалось естественным,
как само дыхание.
Иногда слова и образы терялись, прерываемые паузами
недоумения:
— Но даже тогда Ральф обычно улавливал смысл того, что
пытался объяснить Клото, и ему казалось, что Луиза понимает скрытое в этих
обрывах даже лучше, чем он сам.
Во-первых, в той области существования, в которой обитаете
вы, имеются лишь четыре константы жизни накладывающиеся одна на другую. Эти
четыре константы таковы: Жизнь, Смерть, Предопределение и Слепой Случай.
Для вас все четыре слова несут свой смысл, но теперь ваше
представление о Жизни и Смерти слегка изменилось, не так ли?
Луиза и Ральф смущенно кивнули.
Лахесис и я — посланцы Смерти. Это делает нас фигурами,
вселяющими ужас в Шот-таймеров; даже те, кто делает вид, что принимает нас и
нашу задачу, испытывают страх. Нас иногда изображают в виде скелетов или
чудовищ в балахоне с капюшоном, прикрывающим лицо.
Клото обхватил маленькими ручонками обтянутые белым плечи и
сделал вид, что дрожит. Бурлеск настолько удался, что Ральф усмехнулся.
Но мы не только посланцы Смерти, Ральф и Луиза, мы также и
посланцы Предопределения. А теперь слушайте внимательно, чтобы не понять меня
превратно. Среди вас есть те, кто считает, что все происходящее заранее
предрешено, и те, кто думает, будто все события являются лишь случайными
совпадениями. Правда же заключается в том, что жизнь это и слепой случай, и
предопределение, хотя и не в одинаковых пропорциях. Жизнь — это Тут Клото
замкнул руки в круг, словно ребенок, пытающийся показать форму земного шара, и
внутри этого круга Ральф увидел сверкающий образ: тысячи (а может быть, и
миллионы) игральных карт просыпались разномастным дождем червей, пик, крестей и
бубен. Ральф видел и джокеров в этой огромной колоде; их было не так много,
чтобы они могли образовать собственную колоду, но если говорить о пропорциях,
их было гораздо больше, чем два или три джокера, входящих в состав обычных
игральных карт. Каждый джокер усмехался и на каждом была панама с откушенным
полумесяцем.
У каждого в руке был зажат ржавый скальпель.
Ральф расширившимися глазами взглянул на Клото. Тот кивнул:
Да. Не знаю, что именно ты увидел, но знаю, что именно это я
и пытался объяснить. Луиза? А вы поняли?
Луиза, обожающая карточные игры, кивнула, побледнев:
— Атропос — джокер в колоде. Именно это вы и хотели сказать.
Он посланец Слепого Случая. Мы, Лахесис и я, служим той,
другой, силе, которая несет ответственность за большинство событий,
происходящих в жизни как отдельного человека, так и более обширного потока. На
вашем уровне здания, Ральф и Луиза, каждое существо смертно, и его время
определено. Это не означает, что ребенок, рождаясь из утробы матери, носит
табличку с надписью:
