— РАЛЬФ!
Крик Луизы пистолетным выстрелом разорвался в ухе. Ральф
вздрогнул, и как только его взгляд оторвался от гипнотизирующего вида
простирающейся внизу земли, он смог двигаться. Встав с колен, он прошел в
самолет. Это действие далось Ральфу легко — так человек проделывает обратный
путь домой.
Ветер не обдувал лицо и не откидывал волосы со лба, а когда
левое плечо прошло сквозь пропеллер «Чироки», вертящиеся лопасти поранили его
не больше, чем поранили бы дым.
Он увидел бледное красивое лицо Эда — лицо вечного странника
— «он странником был в этом мире, — он, как скорбный дух, сюда был занесен» —
герой поэмы <Поэма Дж. Байрона «Лара».>, читая которую Кэролайн всегда
плакала, — и прежнее ощущение жалости и сочувствия сменилось гневом. Очень
трудно по-настоящему гневаться на Эда — в конце концов, он лишь пешка,
передвигаемая по шахматной доске, — и все же здание, в которое он направлял
свой самолет, заполнено настоящими, реальными людьми. Невинными людьми.
Ральф подметил детское упрямство и в то же время волю в
одурманенном лице Эда и, проходя сквозь тонкую стенку кабины пилота, подумал:
"На определенном уровне, Эд, ты знал, что в тебя вошел
дьявол.
Думаю, ты мог изгнать его… Разве не говорили мистер Л.
И мистер К., что всегда есть возможность выбора? И если есть
выбор, значит, ты сам сделал его". Голова Ральфа возвышалась над
самолетом, и он вновь встал на колени.
Панорама Общественного центра заполнила все лобовое стекло,
и Ральф понял, что уже поздно останавливать Эда.
Достав из кармана оставшуюся сережку, Ральф и ее зажал между
пальцами штырьком наружу, затем взял дверной звонок. Второй рукой он обхватил
провода, протянутые между коробкой и звонком. Ральф закрыл глаза и
сконцентрировался, вызывая перемещение. В животе возникло ощущение пустоты, и
Ральф успел подумать: «Ух ты! Прямо лифт-экспресс!»
И вновь он оказался на уровне Шот-таймеров, где не было
места ни для богов и дьяволов, ни для лысоголовых докторов-коротышек с их
магическими ножницами и скальпелями, ни для каких-либо аур. Он опустился вниз,
где хождение сквозь стены было невозможным. На уровне Шот-таймеров он
становился видимым… И, насколько понял Ральф, Эд делал именно это — смотрел на
него:
— Ральф? — Это был голос человека, только что очнувшегося от
глубочайшего сна. — Ральф Робертс? А что ты здесь делаешь?
— О, я находился поблизости и подумал, что могу заскочить в
гости, — ответил Ральф. — Нанести визит, так сказать. — Произнеся это, Ральф
вырвал провода, отходящие от коробки.
7
— Нет! — крикнул Эд. — О нет! Ты же все испортишь! «А как
же», — подумал Ральф и потянулся в штурвалу.
Теперь Общественный центр находился всего в двенадцати
сотнях футов от них, возможно, даже ближе. Ральф до сих пор не знал, что
находится в коробке, пристроенной на сиденье второго пилота, — скорее всего,
пластиковая взрывчатка, используемая террористами в фильмах с участием Чака
Норриса и Стивена Сигала. Предполагалось, что она абсолютно стабильна — в
отличие от нитроглицерина в «Плате за страх» Клузо <Анри-Жорж Клузо
французский сценарист и кинорежисер, специализировавшийся на постановке
триллеров («Убийца живет в доме N21», «Ворон» и др.). В фильме «Плата за страх»
главную роль исполнял Ив Монтан.>, — но вряд ли сейчас подходящее время для
веры в Сказки Киномира. Даже твердая взрывчатка могла взорваться без
детонатора, если ее сбросить с высоты двух миль.
Ральф до упора повернул штурвал налево. Общественный центр
под ними стал разворачиваться, словно оказавшись сверху огромного колеса.
— Нет, нет, ублюдок! — завопил Эд, и что-то, напоминающее
маленький молоток, врезалось Ральфу в бок, парализуя его болью и лишая
возможности дышать. При втором ударе рука Ральфа соскользнула со штурвала.
Эд ухватился за него и яростно крутнул назад. Общественный
центр, сместившийся к краю лобового стекла, вновь начал поворачиваться к
мертвой точке.
Ральф вцепился в штурвал. Эд ребром ладони оттолкнул голову
Ральфа назад.
— Ну зачем ты вмешался? — прорычал он. — Почему ты сунулся
не туда? — Лицо Эда исказилось в зверином оскале. Появление Ральфа в кабине
пилота должно было бы явиться для Эда шоком и вывести его из строя; однако
этого не произошло.
«Конечно, нет, ведь он сумасшедший», — подумал Ральф и
внезапно мысленно закричал:
— Клото! Лахесис! Помогите мне! Ради Бога, помогите мне!
Ничего. Вряд ли его крик вырвался хоть куда-нибудь. Он ведь
опустился на уровень Шот-таймеров, а это означало, что он остался наедине с
собой.
Теперь от Общественного центра их отделяли всего
восемьсот-девятьсот футов. Ральф видел каждый кирпич, каждое окно, каждого
человека, стоящего снаружи, — он даже мог различить, кто из них держит плакаты.
Люди смотрели вверх, как бы пытаясь понять, что намерен выкинуть этот безумный
самолет.
Ральф пока не замечал страха на их лицах, но через
три-четыре секунды… Он вновь бросился к Эду, не обращая внимания на ноющую боль
в боку, выбрасывал вперед правую руку, сжатую в кулак, большим пальцем
просовывая острый штырек сережки-пуссета как можно дальше.
С Кровавым Царем старый трюк сработал, но тогда Ральф
находился на более высоком уровне, к тому же воспользовался эффектом
неожиданности. На этот раз он тоже потянулся к глазу, но в самый последний
момент Эду удалось увернуться. Штырек серьги вонзился в щеку Эда, но тот, не
выпуская штурвала, просто отмахнулся, словно от надоедливого москита.
Ральф вновь вцепился в штурвал. Эд оттолкнул его, заехав
кулаком в челюсть. В ушах у Ральфа зазвенело громким, чистым, серебристым
звуком. Мир превратился в серую, зернистую газетную фотографию.
— РАЛЬФ! ТОРОПИСЬ!
Кричала Луиза, и теперь она была в ужасе. Ральф знал —
почему; время истекло. У него осталось секунд десять-двадцать в лучшем случае.
Он вновь подался вперед, но на сей раз не к Эду, а к фотографии Элен и Натали
Дипно, прикрывающей альтиметр. Ральф схватил ее, поднял… А затем смял. Он не
знал, на какую именно реакцию надеется, но то, что последовало за его
действиями, превысило все ожидания.
— ОТДАЙ ИХ НАЗАД! — завопил Эд. Позабыв о штурвале, он
бросился за фотографией. И тут Ральф вновь увидел человека, образ которого
запечатлелся в его памяти в тот день, когда Эд избил Элен, — человека,
очевидно, несчастного и запуганного силами, овладевшими им. Слезы текли по
щекам Эда.
Ральф смущенно подумал: «Неужели он плакал все это время?»
— ВЕРНИ ИХ МНЕ! — взвыл Эд, но Ральф больше не был уверен,
что крик обращен именно к нему; Ральфу показалось, что его бывший сосед взывает
к существу, вошедшему в его жизнь, убедившемуся, что ему такое подходит, а
потом просто забравшему эту жизнь. Луизина серьга посверкивала в щеке Эда,
напоминая украшение, используемое варварами во время погребальных ритуалов. —
ВЕРНИ ИХ МНЕ! ОНИ МОИ!
