«За этим пролетарием необходим глаз да глаз, — подозрительно наблюдала она за комично воюющим со спагетти Николаем. — Не исключено, что он хороший актер. Но если так, тогда даже не просто хороший, а гениальный».
— Итак, Коля, ты в курсе, что Светлана Петровна спекулирует правами на усыновление, предлагает, скажем так, на продажу детишек, которых ей доверило государство?
— Естественно, в курсе. — Спагетти никак не желали накручиваться на вилку, к тому же они были издевательски длинными. Но Николай не сдавался. — Ты хочешь сказать, что это противозаконно? Так я это знаю. И не вижу ничего кошмарного в том, что Светлана слегка облегчает банковские счета благополучных буржуев. Зато сироты без проблем получают отличных приемных родителей за границей. А что ждет их здесь? Детский дом? Интернат? Тюрьма или притон наркоманов? Нет, как ни пытайся меня убедить, но я полностью одобряю то, что делает для этих детишек Светлана.
— Я с тобой в этом солидарна. Благое дело — участие в судьбах несчастных сироток. А то, что вся эта деятельность сопровождается банальными взятками — так куда же без этого в продажной России? Но, Коля, усыновление — это лишь аверс. Теперь перевернем монетку… Ты в курсе, что такое трансплантология? — задала неожиданный вопрос собеседница, и Николай удивленно пожал плечами.
— Ну… это типа замены человеческих органов. Когда, скажем больную печенку меняют на здоровую.
— Правильно мыслишь, — кивнула Тамара. — Теперь скажи мне, откуда берут эту здоровую печень для пересадки?
— У мертвяков. — Николаю наконец удалось накрутить на вилку спагетти, и то, что ему сейчас предстояло отправить в рот, размером не уступало теннисному мячу. Проклятый кабак! Куда проще питаться в шашлычных! — Не понимаю, к чему ты об этой… трансплантологии?
— К тому, милый Коля, что в нее упирается весь бизнес Светланы Петровны. Спекуляция правами усыновления — это так, криминальная ширма, чтобы было что сунуть легавым, когда они начнут потрошить «Простоквашино». Основная же статья дохода «Доброго Дела» — незаконная торговля трансплантантами. Которые, между прочим, извлекаются у живых и здоровых детишек…
— Чего ты несешь? — раздраженно произнес Николай. Сомнений не было: о донорских органах из «Простостоквашина» он и слыхом не слыхивал.
Сомнений не было и в том, что он не скоро поверит тому, что сейчас собирается со всеми подробностями рассказать ему эта смазливая стерва, которая своим шантажом довела Светлану до кардиоцентра. Предстояло угробить на это немало сил и времени.
«Зато, когда поверит, станет совершенно ручным, — решила Тамара. — Игра стоит свеч».
— Слушай, Коля, вот что я хотела тебе рассказать. Слушай внимательно, не перебивай. Вопросы потом. Итак, всё начиналось, действительно, с элементарной спекуляции правами на усыновление. Но однажды, в один далеко не прекрасный момент, твоя ненаглядная Света обнаружила, что есть кое-что, что способно приносить доход, как минимум, раз в пятьдесят больше прежнего…
Тамара рассказывала более часа. Подробно обрисовала структуру толстухиного бизнеса, перечислила имена сотрудников «Доброго Дела», причастных к торговле донорскими органами. Бесполезняк! Николай качал большой головой и не верил ни единому слову.
— Что мне сделать, чтобы ты поверил?
— Мне нужны факты.
— Какие факты, Коля, черт побери?!!
— Мне надо, чтобы кто-нибудь из тех, кого я знаю лично, из тех, кого ты сейчас перечислила, подтвердил хотя бы треть того, что я услышал.
— Хорошо. Уломал, языкастый. Называй любого. Кого выбираешь?
— Ну-у-у…. — задумался Николай. — Скажем, пусть это будет Оксана. Говоришь, она в курсе?
— Без нее не проходила ни одна операция! — обрадовалась Тамара. — К тому же, эта сука, насколько я знаю, живет в «Простоквашине». До нее добраться проще, чем до других. Удачный выбор, приятель. Поехали?
— Поехали, — безразлично согласился Николай, поднимаясь из-за стола и с тоской наблюдая за тем, как Тамара расплачивается с официантом. — Дурацкий кабак. Так ничего толком и не поели, а сколько потратили. Макароны я мог бы сварить и дома…
«Не слишком ли большим простачком он пытается выглядеть? Не переигрывает? Подождем, там будет видно»
— И учти, девочка: если всё, что ты сейчас рассказала, не подтвердится, если окажется, что всё это туфта, я тебя изнасилую.
— Договорились, — рассмеялась Тамара, выходя из ресторана. — Насилуй! Что до меня, так я с превеликой охотой. Хоть ты и не совсем в моем вкусе. Не люблю толстяков.
МЕДСЕСТРА ФЕДОРЕНКО
После того, как увезли Игната, Оксана перебралась в его дом. Ведь Магистр сказал: «Этот обоссаный колдырь уже никогда не вернется». Оно и к лучшему. Оксана никогда не испытывала к своему сожителю симпатии. Просто ей с Игнатом было удобно. Он умел быть незаметным. Целыми днями, если не изображал активности на территории «Простоквашина», просиживал у телевизора. Ему было абсолютно по барабану, что смотреть — сериал ли, футбол или ток-шоу на тему бесправия геев в российской глубинке. Раз в неделю — как правило, в воскресенье — Игнат требовал траха, и этот трах Оксана ему покорно предоставляла, благо никаких сверхусилий от нее это не требовало. Какая, собственно, мелочь — на протяжение пяти минут поизображать оргазм под дергающимся на тебе потным сморчком, а потом отправиться в душ, где она занималась настоящим сексом… сама с собой. Представляя, как ее так же ласкал бы кто-нибудь из молодых симпатичных охранников, дежурящих у ворот. Когда она (удовлетворенная) возвращалась в постель, Игнат уже храпел на своей половине кровати, повернувшись к своей гражданской жене тощим морщинистым задом.
Вот, по сути, и все отношения между Игнатом Астафьевым и Федоренко Оксаной. И отношения эти, между прочим, оплачивались довольно неплохо. Оксана и представить себе не могла, что значит «нет денег». Непритязательная и экономная, всю свою немаленькую зарплату она исправно вносила на банковский счет, присоединяя к нему и то, что удавалось вытрясти из Игната, и надеялась уже скоро купить кирпичный дом в Каролина Бугасе на берегу Черного моря, выйти замуж (уже нормально) и родить троих ребятишек. Детей Федоренко Оксана любила и всегда старалась не думать о том, кому именно в начале очередной операции она вскрывает грудную клетку или брюшную полость. Ребенок на операционном столе был для нее материалом, с которым надо работать.
…Весь день, морщась от отвращения, Оксана разгребала свинарник, оставшийся после Игната, совершила несколько рейсов с его барахлом до помойки, даже уговорила охранников помочь выбросить пропитанную мочой кровать. Полы во всем доме были отдраены дважды (первый раз с хлоркой); на пыльные тряпки была разорвана целая простыня, позаимствованная в анатомической лаборатории; холодильник отмыт содой и вновь заполнен продуктами. В одиннадцать вечера Оксана, усталая, но довольная, прошлась по дому, окинула победным взглядом преображенные комнаты и отправилась в душ. Смывать трудовой пот и заниматься сексом… сама с собой. Потом постелила себе на диване в гостиной и уже в полусне заползла под холодное одеяло, прощаясь с таким непростым и насыщенным днем.
