Дэвид сумел подавить бьющую его дрожь.
А мужчина снял кепку, вытер ею шею, вновь надел и пристально
посмотрел на Дэвида.
— Это Страна мертвых, но ты исключение. Ты особенный. Не
такой, как все.
— Кто вы?
— Не имеет значения. Просто член фэн-клуба «Янг рэскелз» и
Феликса Кавальера. — Мужчина огляделся, вздохнул, чуть улыбнулся. — Но вот что
я тебе скажу: меня совсем не удивляет, что Страна мертвых расположена в
пригороде Колумбуса, штат Огайо. — Он вновь посмотрел на Дэвида, и улыбка его
исчезла. — А теперь пора переходить к делу. Времени у нас в обрез. Когда ты
проснешься, у тебя, между прочим, будет болеть шея, и поначалу ты не поймешь,
где находишься. А проснешься ты в кузове грузовика Стива Эмеса. У твоих друзей
возникло неодолимое желание покинуть «Американский Запад», и я, надо сказать,
не стал бы их за это винить.
— А почему вы здесь?
— Чтобы убедиться, что ты понял, почему ты здесь, Дэвид…
Начнем, пожалуй, с этого. Вот и скажи мне: почему ты здесь?
— Я не знаю, кто вы…
— Да перестань, — отмахнулся мужчина с радиоприемником. — Если
ты этого не знаешь, то ты в полном дерьме. Зачем ты появился на Земле? Зачем
Бог сотворил тебя?
Дэвид смотрел на мужчину, оцепенев от ужаса.
— Давай, давай! — торопил его мужчина. — Это простые
вопросы. Зачем Бог создал тебя? Зачем Бог создал меня? Зачем Бог вообще кого-то
создал?
— Чтобы любить Его и служить Ему, — медленно ответил Дэвид.
— Хорошо, хорошо. Продолжим. И кто есть Бог? Какова, по
твоему мнению, сущность Бога?
— Я не хочу говорить об этом. — Дэвид посмотрел на свои
руки, потом поднял глаза на этого серьезного, очень знакомого ему мужчину в
солнцезащитных очках. — Я боюсь попасть впросак. — Он помялся, а потом
признался в том, чего он действительно боялся. — Я боюсь, что вы Бог.
Мужчина коротко и грустно хохотнул.
— В некотором смысле это даже забавно, но не будем
отвлекаться. Сосредоточимся на главном. Что ты знаешь о сущности Бога? По
собственному опыту.
С большой неохотой Дэвид выдавил из себя ответ:
— Бог жесток.
Он опять посмотрел на свои руки и медленно сосчитал до пяти.
Лишь убедившись, что их не поразило молнией, он поднял голову. Мужчина в
джинсах и футболке по-прежнему вглядывался в него, но Дэвид видел, что он не
сердится.
— Совершенно верно, Бог жесток. Мы топчемся на месте, Мамми
уже наседает нам на пятки, и Бог жесток. Почему Бог жесток, Дэвид?
Ответа он не знал, но тут ему вспомнились слова преподобного
Мартина, произнесенные в тот день, когда по телевизору шел беззвучный
бейсбольный матч.
— Жестокость Бога очищает.
— Мы шахта, а Бог шахтер?
— Ну…
— Вся ли жестокость хороша? Бог хорош и жестокость хороша?
— Нет, едва ли вся она хороша! — Перед мысленным взором
Дэвида возникла его маленькая сестренка, болтающаяся на крюке, сестренка,
которая обходила ползущих по тротуару муравьев, чтобы не раздавить их.
— Что есть жестокость, творимая во зло?
— Злоба. Кто вы, сэр?
— Не будем об этом. Кто творец злобы?
— Дьявол… а может, те, другие боги, о которых говорила моя
мама.
— О кан тахах и кан таках можешь забыть. По крайней мере
сейчас. Мы охотимся за более крупной рыбой, так что не отвлекайся. Что есть
вера?
Этот вопрос у Дэвида затруднений не вызвал.
— Суть того, на что надеяться, доказательство того, чего не
видел.
— Да. И каково духовное состояние верующих?
— Э… любовь и полное согласие. Я думаю.
— А что есть противоположность веры?
Вопрос на засыпку. Вроде тех тестов, когда на выбор
предлагается несколько ответов. Да только ему выбора не предложили.
— Неверие? — рискнул Дэвид.
— Нет. Не неверие, а отказ от веры. Первое естественно,
второе сознательно. И если человек отказывается от веры, каково его духовное
состояние?
Дэвид задумался, потом покачал головой:
— Я не знаю.
— Знаешь.
Он вновь задумался и понял, что знает.
— Духовное состояние отказавшегося от веры — отчаяние,
безнадежность.
— Правильно. Посмотри вниз, Дэвид.
Он посмотрел и ужаснулся, увидев, что «вьетконговский
наблюдательный пост» теперь уже не находился на дереве. Он летел, превратившись
в сказочный ковер-самолет, правда, сколоченный из досок, над безликой равниной.
Тут и там Дэвид видел дома и какие-то серые, без единого листочка, растения. Он
узнал трейлер с надписью, извещающей, что его хозяин не дурак выпить и не любит
Клинтона, узнал большой ржавый ангар, который они видели на въезде в город,
узнал здание муниципалитета, «Пивную пену» с флюгером на крыше: ухмыляющийся
гном, крепко ухвативший мешок с золотом.
— Это отравленное поле, — вновь заговорил мужчина в
солнцезащитных очках. — В сравнении с тем, что делается здесь, «эджент
орандж»
[73]
— сладкий сироп. Эту землю использовать уже не удастся. Остается
только уничтожить ее. Знаешь почему?
— Потому что зараза может распространяться?
— Нет. Не может. Зло нестойкое и глупое и умирает вскоре
после того, как отравляется вся экосистема.
— Тогда зачем…
— Потому что это оскорбление Бога. Другой причины нет. Не
надо искать написанного между строчками или мелким шрифтом. Отравленное поле —
оскорбление Бога. А теперь вновь посмотри вниз.
Дэвид посмотрел. Здания исчезли. Теперь «вьетконговский
наблюдательный пост» летел над карьером. С высоты он казался раной на теле
земли, вгрызающейся в ее плоть. Склоны сходились в глубине, спускаясь вниз
гигантскими ступенями. Все это напоминало перевернутую пирамиду, сложенную из
воздуха. На холмах к югу от карьера росли сосны, какую-то растительность Дэвид
заметил и у кромки карьера, но в самом карьере не росло ничего. На ближней
стороне, северной, как предположил Дэвид, аккуратные уступы слились в длинный
язык каменного крошева. Недалеко от усыпанной гравием дороги, ведущей в карьер
с гребня вала, чернела дыра. Дэвиду стало не по себе. Словно чудовище, зарытое
в землю, открыло один глаз. И оползень вызвал у него нехорошие чувства. Вроде
бы он произошел далеко не случайно, его… вызвали.
