А тут появляется и Паскаль Мартинес в сопровождении своего
дружка Мигуэля Риверы. Риптон машет им рукой. Паскаль отвечает тем же и ставит
свой автомобиль с другой стороны ангара. Когда Мартинес и Ривера подходят к
пикапу, чтобы спросить, что поделывает тут Риптон в субботнее утро, последний
высовывает в окно двустволку и, все еще улыбаясь, убивает их. Без проблем.
Никто и не пытается убежать. Когда они умирают, на их лицах застывает
удивленное выражение. Риптон смотрит на них и вспоминает рассказы дедушки о
голубях, таких глупых, что они даже не улетали, когда к ним подходил человек,
чтобы размозжить им дубинкой голову. Оружие тут есть у многих, но мало кто
готов пустить его в ход. Сплошная показуха. Все уходит в свисток.
Остальные шахтеры подходят по одному, по двое, суббота,
опоздания никого не волнуют. Риптон расстреливает их, как в тире. Тела
складывает за ангаром, словно поленья. Когда патроны для двустволки кончаются
(для «ругера» их сколько хочешь, но револьвер для его целей не годится, с
расстояния больше дюжины футов в цель можно и не попасть), Риптон выуживает из
кармана Мартинеса ключи от его «чероки», находит под ковриком превосходную (и
запрещенную законом) автоматическую винтовку «ивер джонсон», а в коробке из-под
обуви — два десятка рожков на тридцать патронов каждый. Шахтеры слышат
выстрелы, но думают, что стрельба идет по мишеням, с этого часто начинается
субботняя смена. Риптона это заблуждение вполне устраивает.
К семи сорока пяти вся бригада Мартинеса перебита. Плюс
одноногий механик из «Пивной пены», который приехал, чтобы починить кофейный
автомат. За ангаром лежат двадцать пять тел.
Животные вновь начинают спускаться в Китайскую шахту и
выходить из нее. Все они направляются к городу с кан тахами в пасти. Вскоре это
хождение прекратится (день есть день), чтобы возобновиться с наступлением
темноты.
А пока шахта в полном распоряжении Риптона… и пора
осуществить переход. Демон хочет избавиться от этого разлагающегося тела, и,
если не сделать этого сейчас, потом будет поздно.
Когда Риптон открывает дверь ангара, Брэд Джозефсон
бросается на него. Он слышал выстрелы, слышал крики (в тех случаях, когда
Риптон не укладывал жертву с первого выстрела и приходилось ее добивать) и
знает, что единственный его шанс на спасение — вырваться из ангара, застав
Риптона врасплох. Джозефсон ждет выстрела, но Кэри, естественно, стрелять не
собирается. Вместо этого он хватает Джозефсона за плечи и, собрав последние
силы, швыряет чернокожего об стену, да так, что содрогается весь ангар.
Разумеется, швыряет уже не Риптон, а Тэк. В подтверждение этого Джозефсон
спрашивает Риптона, чего это он стал таким высоким.
— Хорошо кушал! — восклицает демон. — Тэк!
— Что это ты делаешь? — спрашивает Джозефсон, пытаясь
вжаться в стену, когда Риптон наклоняется к его лицу, а рот Риптона
раскрывается. — Что ты…
— Целуй меня, красавчик! — восклицает Риптон и приникает
губами к губам Джозефсона. Стыковочный узел герметизируется кровью, через него
демон шумно выдыхает. Джозефсон замирает в объятиях Риптона, затем начинает
дрожать мелкой дрожью. Риптон выдыхает и выдыхает, выходит, выходит, выходит,
чувствует, что переход вот-вот завершится. На одно мгновение Тэк застывает
между Риптоном, теряющим сознание, и Джозефсоном, уже начавшим раздуваться, как
воздушный шарик. А потом, вместо того чтобы смотреть на мир глазами Риптона, он
уже смотрит глазами Джозефсона.
До чего же прекрасно это чувство, как приятно родиться вновь
в крепком теле человека, который каждое утро ест на завтрак четыре яйца и
полфунта печени.
— Как мне ХОР-Р-РОШО! — рокочет Брэд Джозефсон. Кости его
утолщаются, плечи становятся шире, череп больше. Он отбрасывает тело Риптона и
широкими шагами направляется к двери. Рубашка трещит по швам, руки удлиняются,
мышцы увеличиваются в объеме. Ступни растут не так сильно, хотя и рвут шнурки.
Тэк выходит из ангара, широко улыбаясь. Он прекрасно себя
чувствует. Весь мир лежит у его ног. Даже член, и тот встает столбом, грозя
разорвать джинсы.
Тэк здесь, вырвавшийся из колодца миров. Тэк велик, Тэк
будет править, как правил всегда, в бесплодной пустыне, где растения кочуют с
места на место, а земля притягивает к себе небо.
Демон садится в бьюик, и джинсы на заднице тут же лопаются
по шву. Потом ему вспоминается наклейка на бампере «ШАХТЕРЫ ЗАКАПЫВАЮТСЯ ГЛУБЖЕ
И ОСТАЮТСЯ ТАМ ДОЛЬШЕ», он улыбается, разворачивает автомобиль и едет в
Безнадегу, оставляя за собой шлейф пыли.
3
Дэвид замолчал. Он по-прежнему сидел, уткнувшись взглядом в
кроссовки. Дэвид так долго говорил, что у него сел голос. Взрослые стояли,
образовав полукруг. Джонни предположил, что точно так же обступали юного Иисуса
старые мудрые волхвы и слушали, как тот изрекает истины в последней инстанции. Он
посмотрел на юную панкушку, подобранную Стивом, и прочитал на ее лице те же
чувства, которые испытывал сам: изумление, восторг, веру. Последнее особенно
тревожило его. Он должен выбраться из города, никто и ничто не сможет его
остановить, но куда проще договориться с совестью, убедив себя в том, что у
мальчишки просто поехала крыша и его рассказ не более чем плод разыгравшегося
воображения. Да только он не мог убедить себя в этом.
Потому что ты знаешь, ребенку такого не выдумать,
прокомментировала Терри.
Джонни присел на корточки, чтобы взять новую бутылку
джолт-колы, и не заметил, как его бумажник (крокодиловая кожа, триста девяносто
пять долларов) вывалился на пол из заднего кармана джинсов. Джонни постучал
горлышком бутылки по руке мальчика. Дэвид поднял голову, и Джонни поразился
тому, как он осунулся. Вспомнил об описанном Дэвидом Тэке, меняющем
человеческие тела словно перчатки, потому что они слишком быстро выходят из
строя, и задался вопросом, а сильно ли отличается от злобного демона Бог
Дэвида.
— Таким вот образом он переходит из тела в тело, — просипел
Дэвид. — Через дыхательные пути. Перелетает, как семечко, переносимое ветром.
— Поцелуй смерти вместо поцелуя жизни, — обронил Ральф.
Дэвид кивнул.
— Но что же поцеловало Риптона? — спросила Синтия. — Что
поцеловало его, когда он вошел ночью в Китайскую штольню?
— Не знаю, — ответил Дэвид. — Или мне не сказали, или я не
понял. Мне лишь известно, что произошло это у скважины, о которой я вам
рассказал. Риптон вошел в эту комнату… зал… кан тахи притянули его, но ему не
позволили прикоснуться к ним.
— Потому что кан тахи портят людей, которые могут послужить
контейнерами для Тэка. — В голосе Стива не было вопросительных интонаций.
— Да.
— Но у Тэка есть материальное тело? Я хочу сказать, он… мы
же не говорим о сгустке энергии? Или о душе?
