«Когда ваша кожа запахнет Тэком…»
Может, и запахнет, но долго нюхать этот запах он не будет.
Дэвид Карвер, возможно, и пророк, но он молодой пророк и кое-что просто не
может осознать, несмотря на непосредственный контакт с Богом. Хотя бы такой
простой факт, что неприятный запах можно смыть. Вот он и смоет его. Джонни
нисколько не сомневался, что это ему удастся.
И ключ зажигания, слава Тебе, Господи, торчал в замке.
Джонни сунулся в кабину и повернул ключ на четверть оборота,
включив приборный щиток. Бак заполнен на три четверти.
— Отлично, — рассмеялся Джонни. — Просто отлично!
Он обошел маленький, похожий на джип вездеход сзади и
осмотрел узел крепления его с прицепом. Никаких проблем. Обычный шплинт. Сейчас
он найдет молоток… разогнет и вышибет его.
На сей раз в памяти Джонни всплыли слова старика-пьяницы:
«Говорю тебе, приятель, такое не удалось бы даже Гудини. Из-за головы». А
телефон? Сардины?
— А что сардины? Просто в пакете оказалось больше банок, чем
мы думали, только и всего.
Джонни, однако, вспотел. Точно так же, как иной раз потел во
Вьетнаме. Не от жары, хотя там было жарко, и не от страха, хотя там он боялся
всегда, даже когда спал. Пот вышибало осознание того, что ты находишься не в
том месте, а в это время хорошие люди могут найти свою погибель, потому что
делают то, что им одним не под силу.
В голове Джонни зазвучал голос старого пьяницы. Он, похоже,
после смерти стал куда более разговорчивым. Если б не мальчишка, ты бы сейчас
сидел в камере, не так ли? Или умер. Или в тебя вселился бы Тэк. И ты его
бросил.
— Если б я не отвлек койота своей курткой, Дэвид давно бы
умер, — возразил Джонни. — Отстань от меня, старый дурак.
Он заметил молоток, лежащий на верстаке у стены.
— Хочу задать тебе один вопрос, Джонни, — раздался в его
ушах голос Терри, и он остолбенел. — Когда именно ты решился заключить сделку
со страхом смерти, согласившись на полный отказ от настоящей жизни?
Голос звучал не в его голове, Джонни мог в этом поклясться.
Говорила Терри, висящая на стене. Не похожая на нее женщина, не мираж, не
галлюцинация, а Терри. Если б он заставил себя повернуться, то увидел бы, что
голова ее поднята, а не свисает на плечо. А смотрела бы она на него так, как
это бывало, когда он давал маху. С бесконечным терпением, потому что Джонни
Маринвилл постоянно все портил, и разочарованием, ибо ожидала от него не одних только
провалов. Глупые ожидания, все равно что рассчитывать на победу «Тампа-Бей
бакс»
[79]
, в Суперкубке. Только иной раз с ней (для нее) Джонни действительно
прыгал выше головы, поднимался над собой. А если ему это удавалось, если он
летел как на крыльях, если душа его пела от восторга, Терри что-нибудь ему
говорила? Может, только: «Переключи канал, давай посмотрим, что у нас по
Пи-би-эс
[80]
». Вот как оценивались его старания.
— Ты не перестал жить ради возможности писать. Это по
крайней мере понятно. Ты не перестал жить ради того, чтобы говорить о
писательстве. Пора вспомнить об Иисусе, Джонни!
Он на трясущихся ногах направился к столу с твердым желанием
запустить молотком в эту суку, лишь бы заставить ее замолчать. И тут услышал
слева от себя негромкое рычание.
Джонни повернулся и увидел волка, скорее всего того самого
волка, который вышел к Стиву и Синтии с кан тахом в пасти. Он стоял в проеме
коридора, ведущего к кабинетам. Его глаза не отрывались от Джонни. Поначалу
волк замер, и у Джонни проснулась надежда: сейчас зверь развернется и убежит
прочь от страха перед человеком. Но замешательство волка длилось недолго, и он
со всех ног, оскалив зубы, бросился к Джонни.
2
Демон, вселившийся в Эллен, сконцентрировался на волке
(разделаться с писателем он решил с помощью волка) и впал в состояние, близкое
к трансу. А теперь что-то случилось, нарушив запланированный ход событий, и
Тэку пришлось разорвать мысленную связь с волком. Он разорвал ее, приказав
волку оставаться на месте, а сам сосредоточил свое внимание на грузовике.
Что-то произошло в кузове, но Тэку не дали узнать, что именно. Странное чувство
охватило его, словно он проснулся в комнате, где передвинули всю мебель.
Может, не следовало ему находиться в двух местах
одновременно…
— Ми хим ен тоу! — прорычал он и бросил волка на писателя.
Вот и пришел конец человеку, который хотел затмить Стейнбека. Четырехногий
зверь быстр и силен, двуногий человек медлителен и слаб. Тэк вышел из мозга
волка, образ Джонни Маринвилла расплылся и исчез в тот самый момент, когда
писатель протянул руку к чему-то на верстаке, глядя на волка широко раскрытыми
от страха глазами.
А демон полностью сосредоточился на грузовике и остальных
людях, хотя интересовал его только один из них, тот, который мог на что-то
влиять (это следовало понять раньше), паршивый набожный мальчишка.
Выкрашенный в ярко-желтый цвет грузовик по-прежнему стоял на
улице. Тэк отчетливо видел его глазами пауков и змей, но в кузов он заглянуть
не мог, как ни пытался. Разве там у него не было глаз? Неужели ни один паук не
пробрался туда? Или опять все дело в мальчишке? Он блокировал его зрение?
Не важно. У демона не было времени разбираться с этим. Они
все в кузове, и это главное. Пока Тэка это вполне устраивало, тем более что
случилась еще одна беда, и куда ближе к дому.
Мэри, похоже, подложила ему большую свинью.
Тэку пришлось забыть о грузовике и переключиться на ангар на
дне карьера. Глаза наполнявших ангар тварей доложили, что стиральная машина
сдвинута с места, обнаружили дыру в стене, зафиксировали исчезновение Мэри.
— Сука! — взревел демон, и изо рта Эллен брызнула кровь.
Слово это не смогло выразить переполнявших демона чувств, поэтому он перешел на
древний язык, поднялся, пошатнулся и чуть не упал в ини. Тело слабело с
невероятной скоростью. И без того неприятное положение усугублялось тем, что
другого тела под рукой не было, приходилось пока оставаться в этом. Демон
подумал о животных, но ни одно из них не могло заменить собой человека.
Присутствие Тэка сводило самого крепкого из людей в могилу за считанные дни.
Змея, койот, крыса или стервятник протянули бы лишь несколько мгновений. Волка
хватило бы на час или два, но в здешних краях нашелся лишь один волк, да и тот
был сейчас на расстоянии не менее трех миль, занятый писателем (возможно, он им
уже обедал).
