— Коп, — неожиданно для себя вслух произнес Ральф, думая о
фильме, который как-то в субботу взял напрокат в соседнем видеосалоне. Не так
уж и давно. «Коп-Маньяк» — так он назывался. На футляре поверх названия шла
рекламная надпись: «ВЫ ИМЕЕТЕ ПРАВО ЗАМОЛЧАТЬ. НАВСЕГДА». Забавно, какие глупые
мысли иной раз лезут в голову. Только сейчас Ральф не находил в этом ничего
забавного.
— Коп, правильно, — ответил коп. По голосу чувствовалось,
что он улыбается.
Неужели? — спросил себя Ральф. И как же звучит улыбка?
Он ощущал, что Эллен смотрит на него, но не решался
встретиться с ней взглядом. Не знал, что они смогут прочесть в глазах друг
друга, а выяснять это ему не хотелось.
Коп, однако, улыбался. В этом у Ральфа сомнений не было.
Но почему? Что забавного в вырвавшемся из-под контроля
копе-маньяке, или в шести проколотых колесах, или в семье из четырех человек,
зажатой на заднем сиденье патрульной машины, на дверцах которой отсутствуют
ручки, или в любимой кукле моей дочери, оставшейся лежать в пыли в восьми милях
отсюда? Что мог найти в этом забавного остановивший их полицейский?
Ральф не знал. А по голосу копа чувствовалось, что тот
улыбается.
— Вы ведь сказали, этот тип служит в дорожной полиции? —
спросил Ральф, когда они проезжали под светофором.
— Посмотри, мамочка! — внезапно воскликнула Кирстен, на
какое-то время позабывшая о Мелиссе Дорогуше. — Велосипеды! Велосипеды на
улице, и они стоят на головах! Вон там. Смешно, правда?
— Да, моя сладкая, я их вижу, — ответила Эллен. Похоже,
стоящие на седлах велосипеды не вызвали у нее такого же приступа веселья, как у
дочери.
— В дорожной полиции? Я этого не говорил. — По голосу вновь
чувствовалось, что здоровяк за рулем улыбается. — Он городской коп.
— Правда? А сколько же копов в этом маленьком городке?
— Было еще два, — улыбка в голосе стала еще очевиднее, — но
я их убил.
Он повернул голову, и Ральф увидел, что коп вовсе не
улыбается. Он ухмыляется. Во все тридцать два зуба. Ральф отметил, что они у
него тоже огромные.
— Теперь к западу от Пекоса
[12]
закон — это я.
У Ральфа отвисла челюсть. А коп все ухмылялся и вел машину,
повернувшись затылком к лобовому стеклу. Так, не оборачиваясь, он плавно
затормозил у муниципалитета Безнадеги.
— Карверы, — со значением произнес он, продолжая ухмыляться,
— добро пожаловать в Безнадегу.
5
Часом позже коп бежал к женщине в джинсах и футболке,
грохоча по деревянному полу ковбойскими сапогами, ухмылка уже исчезла, и Ральф
почувствовал, как его охватывает дикая радость. Коп настигал женщину, но той
удалось — просто повезло, едва ли она сделала это сознательно оказаться по
другую сторону стола, выиграв тем самым драгоценные секунды. Ральф видел, как
она взвела курки двустволки, лежавшей на столе, как поднесла приклад к плечу в
тот самый момент, когда ее спина уперлась в прутья решетки самой большой в
комнате камеры, как ее палец лег на спусковые крючки.
Коп-здоровяк торопился, но ничто не могло его спасти.
Застрелите его, леди, мысленно молил женщину Ральф. Не для
того, чтобы спасти нас, а потому, что он убил нашу дочь. Разнесите в клочья его
гребаную башку.
За мгновение до того, как Мэри нажала на спусковые крючки,
коп упал на колени перед столом, низко наклонив голову, словно собрался
молиться. Двойной выстрел в замкнутом помещении прогремел громче грома. Пламя
вырвалось из обоих стволов. Ральф услышал, как торжествующе закричала его жена.
Но она поторопилась. Шляпу а-ля медвежонок Смоки снесло с головы копа, однако
сам он остался невредим. Ружье было заряжено крупной дробью, для охоты на дичь,
а не на птицу. Дробины вонзились в стену, по пути превратив шляпу в решето.
Если б они попали копу в живот, его разорвало бы пополам. От осознания этого
Ральфу стало еще горше.
Коп-здоровяк навалился на стол и с силой толкнул его к
камере, предназначавшейся, как решил Ральф, для пьяниц. К камере и женщине,
прижавшейся к решетке. Толкнул вместе с креслом, вдвинутым между тумбами.
Спинку кресла мотало из стороны в сторону, ролики скрипели. Женщина попыталась
загородиться ружьем, но не успела. Спинка врезалась ей в бедра, живот, вдавив
ее в решетку. Женщина вскрикнула от боли.
Коп-здоровяк раскинул руки, словно Самсон, готовящийся
сокрушить храм, и с двух сторон ухватился за крышку стола. Хотя от грохота
ружейных выстрелов у Ральфа еще звенело в ушах, он услышал, как у копа под
мышками треснули швы форменной рубашки цвета хаки. Коп оттащил стол назад.
— Брось его! — рявкнул он. — Брось ружье, Мэри!
Женщина оттолкнула от себя кресло, подняла ружье и вновь
взвела курки. Она всхлипывала от боли и напряжения. Ральф увидел, как Элли
зажала уши, когда палец черноволосой женщины вновь лег на спусковые крючки. Но
на этот раз раздался лишь сухой щелчок. От разочарования у Ральфа перехватило
дыхание. Он знал, что женщина держит в руках не помповик и не автоматическую
винтовку, но почему-то надеялся, что ружье выстрелит, был абсолютно уверен, что
оно должно выстрелить, что Господь Бог перезарядит его, явив им чудо.
Коп второй раз двинул стол к камере. Если бы не кресло,
Ральф это видел, женщина смогла бы нырнуть между тумбами. Но кресло вновь
врезалось ей в живот, заставив согнуться пополам.
— Брось его, Мэри, брось! — вопил коп.
Но женщина не выпускала из рук ружья. Когда коп вновь оттащил
стол (Почему он просто не бросится на нее, подумал Ральф. Он же знает, что это
чертово ружье не заряжено), патроны уже рассыпались по полу, и женщина
перехватила ружье за стволы. Потом наклонилась вперед и опустила его вниз, как
дубинку. Коп попытался уклониться от удара, но тяжелый ореховый приклад
обрушился на его правую ключицу. Коп ахнул. То ли от боли, то ли от изумления,
Ральф не мог понять, но звук этот вызвал восторженный рев в камере Дэвида.
Мальчик стоял, вцепившись руками в прутья, с бледным, покрытым потом лицом и
сверкающими глазами. Кричал не только он, но и седовласый мужчина.
Коп вновь оттащил стол — видимо, удар по ключице ему не
повредил — и вновь толкнул его вперед. Опять спинка кресла впечатала женщину в
прутья решетки. Из ее рта вырвался крик.
— Брось ружье! — заорал коп. Его интонации показались Ральфу
странными, он было решил, что мерзавцу все-таки досталось, но потом понял: коп
просто смеется. — Брось, а не то я размажу тебя по решетке, обещаю тебе,
размажу!
