Но он же здесь, внезапно подумал Дэвид, и мысль эта, как и
многое другое, случившееся после того, как мать Дэвида сказала о том, что
Брайена сбил автомобиль, родилась не внутри его, а была привнесена извне,
словно его мозг и тело стали каким-то приемником.
Он здесь, я это знаю. Еще здесь, как человек, оставшийся в
доме, на который сошла лавина, или заваленный в пещере.
Дебби Росс полностью утратила контроль над собой. Она уже
выла, вырываясь из рук мужа. Мистер Росс тянул ее к красным стульям, и
чувствовалось, что каждый фут дается ему с немалым трудом. Подбежала медсестра,
обняла мать Брайена за талию.
— Миссис Росс, присядьте. Вам станет лучше, как только вы сядете.
— Что это за Бог, если он позволяет человеку забыть убийство
маленького мальчика? — кричала мать Брайена. — Он хочет, чтобы этот человек
вновь напивался и убивал, вот какой это Бог! Бог, который любит пьяниц и
ненавидит маленьких детей!
Брайен смотрел в потолок отсутствующим взглядом. Вопли
матери не долетали до его восковых ушей. Он ничего не замечал. Его здесь не
было. Но…
Да, произнес голос в голове Дэвида. Да, он есть. Где-то.
— Сестра, вы можете сделать моей жене укол? — спросил мистер
Росс.
Он с трудом удерживал миссис Росс. Она хотела броситься к
кровати, обнять и Дэвида, и своего сына, может, их обоих. В голове у нее
помутилось. В этом не могло быть сомнений.
— Я приведу доктора Баргойна. Он в соседней палате, —
пробормотала медсестра и выскочила за дверь.
Отец Брайена вымученно улыбнулся Дэвиду. Пот катился по его
щекам, глаза покраснели. Дэвиду показалось, что за один день мистер Росс сильно
исхудал. Мальчик понимал, что такое едва ли возможно, но при этом он не мог не
верить своим глазам. Одной рукой мистер Росс обнимал жену за талию, другой
держал ее за плечо.
— Тебе лучше уйти, Дэвид. — Слова давались ему с трудом. —
Мы… мы ведем себя, наверное, не так, как должно.
Но я еще не попрощался с ним, хотел ответить Дэвид, но
внезапно понял, что по щекам мистера Росса течет не пот. Слезы. Вот они-то и
заставили его двинуться к двери. И лишь там, обернувшись, увидев, что мистер и
миссис Росс расплылись у него перед глазами, превратившись в целую толпу
родителей, Дэвид понял, что и сам плачет.
— Могу я прийти еще раз, мистер Росс? — Он едва узнавал свой
голос. — Скажем, завтра?
Миссис Росс перестала вырываться. Руки мистера Росса
сомкнулись на ее животе, она склонила голову, волосы упали ей на лицо. Вместе
они напомнили Дэвиду пару борцов с соревнований Мировой федерации борьбы,
которые они иногда смотрели с Брайеном. Один из борцов вот так же держал
другого. Черт, Мамми идет за нами, непонятно к чему подумал Дэвид.
Мистер Росс покачал головой:
— Думаю, не стоит этого делать, Дэйви.
— Но…
— Нет, думаю, что не стоит. Видишь ли, врачи говорят, у
Брайена нет ни единого шанса… при… прий… — Лицо мистера Росса начало меняться.
Дэвид никогда не видел, чтобы лицо взрослого человека так менялось, оно словно
рвалось изнутри.
И только потом, в лесу на Медвежьей улице, он начал
понимать, в чем дело… хотя бы отчасти. А сейчас он своими глазами наблюдал, что
случается с человеком, который давно, возможно, много лет, не плакал, а тут не
мог сдержаться. Похоже на то, когда вода прорывает плотину.
— О, мой мальчик! — вскрикнул мистер Росс. — О, мой мальчик!
Он отпустил жену и привалился к стене между двух красных
пластмассовых стульев. Постоял немного, потом у него подломились колени. Он
сползал вниз, пока не сел на пол, с протянутыми к кровати руками, мокрыми
щеками, соплями, текущими из носа, вылезшей из брюк рубашкой и сбившимися к
коленям штанинами. Его жена опустилась рядом на колени, обняла его. Так они и
сидели, когда в палату вошли доктор и медсестра. А Дэвид выскользнул за дверь,
глотая слезы, стараясь не разрыдаться. В конце концов, они находились в
больнице, где хватало людей, которые выздоравливали и которых не следовало
расстраивать.
Его встретил отец, такой же бледный, как мать, когда она
сообщала Дэвиду о трагедии. Когда отец взял Дэвида за руку, его рука была
холоднее, чем у Брайена.
— Я очень сожалею, что тебе пришлось это увидеть. — Они
стояли в холле, дожидаясь самого медленного в мире лифта. Это единственное, что
смог сказать Ральф Карвер. По дороге домой отец дважды пытался заговорить, но у
него ничего не выходило. Он включил радио, выключил, повернувшись к Дэвиду,
спросил, не хочет ли тот мороженого или чего-нибудь еще. Дэвид покачал головой,
и его отец вновь включил музыку.
Дома Дэвид сказал отцу, что хочет побросать мяч в баскетбольное
кольцо на подъездной дорожке. Отец согласно кивнул и поспешил в дом. Стоя у
трещины в асфальте, которую он использовал в качестве контрольной отметки, Дэйв
слышал, как родители разговаривают на кухне. Их голоса долетали до него через
открытое окно. Мать хотела знать, что произошло в больнице, как все это перенес
Дэвид.
— Ну, сцена была та еще, — ответил отец, словно кома Брайена
и надвигающаяся на него смерть составляли часть какой-то пьесы.
Дэвид заставил себя не слушать. Ощущение необычности происходящего
вновь вернулось к нему, ощущение того, что он не просто отдельно взятый
человек, но часть чего-то большого, еще непостижимого для него. Внезапно
возникло острое желание отправиться в лес на Медвежьей улице, к небольшой
прогалине. К ней вела узкая тропа, по которой, однако, они могли ехать на
велосипеде один за другим. Именно там, на «вьетконговском наблюдательном
посту», мальчики годом раньше впервые попробовали сигарету Дебби Росс и нашли
ее отвратительной. Там они впервые просмотрели номер «Пентхауса» (Брайен увидел
его на крышке мусорного ящика около автобусной остановки), там они подолгу
болтали, мечтали… главным образом о том, что они будут делать, перейдя в
девятый класс и став королями средней школы Западного Уэнтуорта. Там, на
прогалине, к которой вела «тропа Хо Ши Мина», мальчики особенно полно
наслаждались своей дружбой. Туда Дэвида внезапно и потянуло.
Он постукал об асфальт мячом, которым они с Брайеном играли
миллион раз, взял его в руки, согнул колени и бросил. В последний раз. Попал.
Когда мяч отскочил к Дэвиду, он откатил его на траву. Родители все еще
разговаривали на кухне, до него долетали их голоса, но у Дэвида и мысли не
возникло сунуться в открытое окно и сказать, куда он пошел. Они могли его не
пустить.
Не взял он и велосипед. Зашагал, опустив голову, с синим
пропуском «ОТПУЩЕН РАНЬШЕ» в нагрудном кармане, хотя школьные занятия уже
закончились. Большие желтые автобусы развозили детей. Стайки школьников из
младших классов пробегали мимо, размахивая портфелями и коробками с ленчем.
Дэвид не обращал на них внимания. Мыслями он был далеко. Это потом преподобный
Мартин расскажет ему о «тихом, спокойном голосе» Бога, и Дэвид поймет, что же
он слышал в тот день, но тогда он не мог сказать, то ли это голос, то ли мысль,
а может, и интуиция. Он знал: когда тебя мучает жажда, когда все твое тело
жаждет воды, ты ляжешь на землю и будешь пить из лужи, если другого источника
воды не будет. В сложившейся ситуации такой лужей стал для него «вьетконговский
наблюдательный пост».
