Дэвид кивнул, ничуть не удивившись ответу. Именно в это
время голос сказал ему: Ты уже молишься.
— Могу я прийти к нему завтра?
Мистер Росс рассмеялся:
— Дэвид, если хочешь, ты можешь приходить и в полночь.
Почему нет? Доктор Васлевски говорит, что мы должны все время разговаривать с
Брайеном, задавать любые вопросы. Я знаю, чего он боится: как бы Брайен опять
не впал в кому. Но я думаю, этого не случится. А ты?
— Разумеется, нет, — ответил Дэвид. — До свидания, мистер
Росс.
Он положил трубку, и родители буквально набросились на него.
Они хотели знать, как все это произошло и почему родители Брайена думают, что
Дэвид имеет к этому самое непосредственное отношение.
Дэвида так и подмывало опустить глаза и скромненько сказать:
Ну, он очнулся, это все, что мне известно. Кроме того, что… ну… Тут бы он
выдержал паузу, а потом добавил: Мистер и миссис Росс думают, что Брайен
услышал мой голос и отреагировал на него, но вы понимаете, в каком они были
состоянии.
Этого вполне хватило бы, чтобы слава о нем начала
распространяться по городку. Дэвид прекрасно это понимал. И он хотел, чтобы
люди о нем знали.
Хотел, сомнений в этом не было.
Остановил его не тот голос, что раздавался в его голове, а
другой, идущий из глубины сознания. Если ты припишешь исцеление себе, все
закончится.
Что закончится?
Все, что значимо, ответил ему внутренний голос. Все, что
значимо.
— Дэвид, очнись. — Отец потряс его за плечо. — Мы же умираем
от любопытства.
— Брайен пришел в себя. — Дэвид говорил, тщательно подбирая
слова. — Он может разговаривать, к нему вернулась память. Нейрохирург считает,
что это чудо. Мистер и миссис Росс думают, что я имею к этому какое-то
отношение, они вроде бы слышали, как я говорил с Брайеном, потому-то он и
очнулся, но ничего такого не было. Я лишь держал его за руку, а он пребывал в
коме. С пустыми открытыми глазами. Словно покойник. Потому я и плакал. Думал,
что он уже ушел от меня. Я не знаю, как это случилось, и мне без разницы.
Брайен очнулся, и это главное.
— Самое главное, дорогой. — Мать прижала его к груди.
— Я голоден. Что у нас на ужин? — спросил Дэвид.
3
И теперь Дэвид завис в темноте, слепой, но не глухой,
вслушиваясь в тишину в надежде услышать голос, тот самый, что преподобный Джин
Мартин назвал тихим, спокойным голосом Бога. За последние семь месяцев
преподобный Мартин не единожды внимательно выслушивал историю Дэвида. Особенно
ему нравились воспоминания Дэвида о своих ощущениях во время разговора с
родителями после звонка миссис Росс.
— Ты вел себя абсолютно правильно, — заверил его преподобный
Мартин. — В конце ты услышал не чужой голос и, уж во всяком случае, не голос
Бога… С другой стороны, справедливо утверждение, что Бог всегда общается с нами
через нашу совесть. Миряне, Дэвид, верят, что совесть единственный цензор,
средоточие моральных норм, но в действительности совесть отделена от самого человека,
чтобы предлагать оптимальные решения в ситуациях, осознать которые тот
бессилен. Ты меня понимаешь?
— Думаю, да.
— Ты же знал, почему негоже приписывать себе выздоровление
твоего друга. Сатана искушал тебя, как он искушал Моисея, но ты сделал то, чего
не смог сделать Моисей: сначала понял, а потом устоял.
— А чего не смог сделать Моисей?
И преподобный Мартин рассказал Дэвиду историю о том, что,
когда евреев, которых Моисей увел из Египта, замучила жажда, пророк ударил
посохом в скалу и из нее потекла вода. Когда же евреи спросили, кого они должны
за это благодарить, Моисей ответил, что благодарить надо его. Рассказывая эту
историю, преподобный Мартин то и дело прикладывался к кружке с надписью:
«СЧАСТЛИВЫЙ, ВЕСЕЛЫЙ И СВОБОДНЫЙ», но содержимое кружки своим запахом
напоминало Дэвиду не чай, а виски, которое иногда пил отец, сидя вечером перед
телевизором.
— Всего один неправильный шаг в долгой, многотрудной службе
Господу, — продолжал преподобный Мартин, — но Бог не допустил его в Землю
Обетованную. Иисус Навин перевел через реку эту неблагодарную толпу.
Разговор этот происходил в июне, в одно из воскресений.
Преподобный Мартин и Дэвид знали друг друга уже достаточно давно, и
еженедельные беседы вошли у них в привычку. Утром Дэвид приходил в методистскую
церковь, а во второй половине дня шел в дом пастора и проводил в его кабинете
чуть больше часа. Дэвид с нетерпением ждал этих встреч. Те же чувства испытывал
и Джин Мартин. Он привязался к этому ребенку, который в один момент обрел
несвойственную его годам мудрость. Пастора влекло к мальчику и другое: он
верил, что Бог прикоснулся к Дэвиду Карверу и рука Его по-прежнему лежит на
плече Дэвида.
Не только история Брайена Росса вызвала у него благоговейный
трепет. Его потрясло, что Дэвид, обычный мальчишка конца двадцатого века,
имеющий о религии самые смутные представления, начал… искать Бога. Пастор даже
сказал своей жене, что Дэвид — единственный истинный новообращенный, которого
ему довелось встретить, а случившееся с приятелем Дэвида — единственное
современное чудо, о котором он слышал и в которое мог поверить. Брайен
полностью выздоровел, только немного прихрамывал, но врачи в один голос утверждали,
что через год или чуть больше исчезнет и хромота.
— Великолепно, — ответила мужу Стелла Мартин. — А мне и
нашему ребенку будет особенно приятно, если твой новый друг заявит, будто ты не
так приобщал его к вере, и ты окажешься в суде, обвиненный в растлении
малолетних. Будь поосторожнее и, пожалуйста, не пей виски в его присутствии.
— Я не пью в его присутствии. — Преподобный Мартин
разглядывал за окном что-то очень интересное. Наконец он повернулся к жене. —
Что же касается остального, Бог — мой поводырь.
И пастор продолжил воскресные встречи с Дэвидом. Самому ему
еще не было и тридцати, и он испытывал истинное наслаждение, получив
возможность писать на чистой странице. Он не прекратил добавлять «сигрэм» в
чай, не захотел нарушать воскресную традицию, но во время бесед с Дэвидом
оставлял дверь кабинета открытой. Телевизор всегда работал, правда, преподобный
Мартин выключал звук, поэтому разговор о Боге шел на фоне беззвучного футбола,
баскетбола, бейсбола.
Как раз на беззвучный бейсбол и пришлась история Моисея и
воды, выбитой им из камня. Дэвид оторвал глаза от экрана и повернулся к
преподобному Мартину:
— Бог не из тех, кто легко прощает?
— Это точно замечено. — В голосе пастора слышалось
изумление. — Иным он и не может быть, потому что Бог очень требователен.
— Но он и жесток, так ведь?
