— Почему вы не убили меня, как этого парня, Билли? Может, не
стоит даже и спрашивать? Вы выше этого?
— О, черт, мы все выше этого, и ты это знаешь. — Коп обнажил
окровавленные зубы в улыбке, которая не доставила Джонни ни малейшего
удовольствия. — Дело в том… Слушай внимательно… Я могу даже отпустить тебя.
Тебе бы это понравилось? У тебя в голове по меньшей мере еще две глупые,
бессмысленные книги, может, даже полдюжины. Ты сможешь написать их до того, как
тебя хватит удар, который тебе уготован. И я уверен, что по прошествии
некоторого времени ты выкинешь из головы это маленькое приключение и вновь
убедишь себя, будто сделанное тобой оправдывает твое существование. Тебе бы
этого хотелось, Джонни? Ты хочешь, чтобы я тебя отпустил?
Джонни кивнул:
— Да, очень хочу.
— Свобода! Птичка, вырвавшаяся из клетки! — Коп помахал
руками, и Джонни увидел, что кровавые пятна под мышками увеличились в размерах,
протянувшись едва ли не до ремня.
— Все так. — Джонни, впрочем, не верил, будто у копа есть
хоть малейшее желание отпустить его. Но он знал, что с каждой минутой в теле
копа остается все меньше крови.
— Хорошо. Предлагаю сделку знаменитому писателю — пососи мой
член. Пососи, и я тебя отпущу. Дашь на дашь.
Коп расстегнул «молнию», спустил трусы и вывалил что-то
похожее на мертвую белую змею. Джонни не изумился, увидев сочащуюся с конца
струйку крови. Коп кровил из всех естественных отверстий.
— Кстати, о литературе. Этот минет больше в духе Энн Райс,
чем Амристеда Мопина. Предлагаю тебе последовать совету королевы Виктории:
закрой глаза и думай, что это клубничный торт.
Ты, наверное, не понимаешь, думал Джонни, что мне доводилось
видеть кое-что похуже члена, сочащегося кровью. И не только во Вьетнаме.
Он понял, что в нем вновь закипает злость, грозя
перехлестнуть через край. Естественно, по-другому и быть не могло. Злость — вот
его наркотик. Не виски, не кокаин. Обычная злость. И дело тут даже не в
спустившем штаны и вывалившем свое хозяйство копе. Джонни Маринвилл терпеть не
мог, чтобы ему что-то совали в лицо.
— Если хотите, я готов встать перед вами на колени. — Джонни
говорил ровным голосом, но что-то в лице копа изменилось, изменилось впервые. А
здоровый глаз сощурился.
— Почему ты так смотришь на меня? Что дает тебе право так
смотреть на меня? Тэк!
— Не важно, как я смотрю. Зарубите себе на носу: через три
секунды после того, как я возьму в рот вашу дохлятину, она будет лежать на
земле. Это ясно? Тэк!
Последнее слово он выплюнул копу в лицо, и на мгновение
гигант не просто удивился: его словно громом поразило. Затем лицо копа
перекосило от ярости, и он с такой силой ударил Джонни, что тот буквально
отлетел в сторону, ударился об стену, из глаз посыпались искры, когда голова
его соприкоснулась с кирпичом, потом он медленно осел на асфальт. Болели старые
раны, к ним прибавились новые, но выражение, которое он увидел на лице копа,
того стоило. Джонни поднял глаза, рассчитывая увидеть его вновь, и у него
екнуло сердце.
Лицо копа закаменело. Кожа теперь напоминала слой
штукатурки. Даже налитой кровью глаз казался нереальным. Словно внутри
скрывалось другое лицо и теперь оно рвалось наружу.
Здоровый глаз копа какое-то время сверлил Джонни, потом коп
запрокинул голову и поднял к небу левую руку с растопыренными пальцами.
— Тэк ах лах, — просипел он. — Тимох. Кан де лаш! Ун! Ун!
Что-то захлопало, словно сохнущие простыни на ветру, и
какая-то тень упала на лицо Джонни. Раздался грубый крик, не карканье, а нечто
иное, и тут же на Джонни спикировала какая-то птица, когти вонзились в плечи,
прокалывая куртку, клюв зарылся в волосы.
Запах подсказал Джонни, кто сидит у него на плечах, запах
протухшего, сгнившего мяса. Крылья повисли по обе стороны его лица, вгоняя
запах ему в ноздри. Перед мысленным взором Джонни возникли болтающаяся в петле
немецкая овчарка и два стервятника, теребящие ее за заднюю лапу и хвост. Теперь
один из них решил поужинать самим Джонни. Мерзкая тварь, видимо, не слышала о
том, что стервятники — жуткие трусы и нападают только на падаль. Этот же
ковырял его череп, желая сквозь волосы добраться до крови.
— Уберите его! — в ужасе заверещал Джонни. Он попытался
схватить стервятника за крылья, но в руках у него остались только перья. Джонни
ничего не видел, он зажмурил глаза, опасаясь, что стервятник их выклюет. —
Господи, пожалуйста, пожалуйста, уберите его!
— Если я уберу его, ты будешь смотреть на меня как должно? —
спросил коп. — Никакой наглости во взгляде? Никакой непочтительности?
— Нет! Никогда! — Джонни мог сейчас пообещать все, что
угодно. Последние угольки сопротивления затухли. Стервятник полностью лишил его
воли.
— Ты обещаешь?
Птица била крыльями, впивалась в куртку когтями, рылась
клювом в волосах. И пахла как зеленое мясо и развороченные внутренности. Сидела
на Джонни. Жрала его. Пожирала живьем.
— Да! Да! Обещаю!
— И хрен с тобой, — спокойно проговорил коп. — Хрен с тобой,
оз па, и с твоим обещанием. Позаботься о себе сам. Или умри.
Опустившись на колени и наклонившись вперед, Джонни на ощупь
нашел те места, где крылья птицы соединялись с телом. Она пыталась вырваться,
громко кричала и мотала головой из стороны в сторону. Всхлипывая главным
образом от отвращения, Джонни оторвал одно крыло и швырнул стервятника в стену.
Птица смотрела на человека черными, как вар, глазами, окровавленный клюв
открывался и закрывался.
Это же моя кровь, сволочь ты этакая, подумал Джонни. Он
отбросил крыло и встал. Стервятник, замахав единственным оставшимся крылом,
двинутся к патрульной машине, но Джонни настиг его и сапогами размазал по
асфальту, закрыв лицо руками, чтобы не видеть этой мерзости.
— Неплохо, — одобрительно кивнул коп. — Ты с ним справился,
приятель. А теперь посмотри на меня.
— Нет. — Джонни стоял, дрожа и не отрывая рук от лица.
— Посмотри.
Голос требовал абсолютного повиновения.
Джонни посмотрел. Коп стоял, подняв руку с растопыренными
пальцами. Джонни вскинул голову. На стене, огораживающей стоянку с севера,
сидели стервятники, не меньше двух дюжин, и смотрели на них.
— Хочешь, чтобы я их позвал? — вкрадчиво спросил коп. — Ты
знаешь, я могу. Птички — мое хобби. Если я захочу, они съедят тебя заживо.
— Н-н-нет. — Джонни взглянул на копа и, к своему облегчению,
обнаружил, что ширинка застегнута. А брюки в промежности покраснели от крови. —
Нет, н-не надо.
