— Нет, — ответил Стив. — И судя по тому, что я уже слышал и
видел, такого желания у меня нет.
Открылась дверь и появился мальчик с короткими волосами,
бледным лицом. На нем была выпачканная в крови форменная рубашка «Кливлендских
индейцев». В одной руке он держал фонарик, другой пересчитывал новоприбывших.
Стив быстро сообразил, кто перед ним: ключом к разгадке стала рубашка.
— Вы Стив? — спросил мальчик.
Стив кивнул.
— Так точно. Стив Эмес. Это Синтия Смит. А ты — мой
телефонный собеседник.
Мальчик улыбнулся.
— Ты позвонил вовремя, Дэвид. Ты просто представить себе не
можешь, как вовремя. Ведь ты Дэвид Карвер, я не ошибся?
Стив шагнул вперед и пожал мальчику руку, наслаждаясь удивлением,
написанным на его лице. Мальчик-то тоже изрядно удивил его, дозвонившись по
телефону.
— Откуда вам известна моя фамилия?
Синтия взяла руку Дэвида, как только Стив отпустил ее, и
крепко пожала.
— Мы нашли ваш «хамви», или «виннебаго», или как там
назывался ваш кемпер. А Стив просмотрел фотографии бейсболистов с автографами.
— Скажи честно. — Стив пристально смотрел на Дэвида. — Ты
думаешь, «Кливлендские индейцы» выиграют мировую серию?
— Не вижу особой разницы, при условии, что мне удастся
посмотреть хотя бы еще одну их игру, — с легкой улыбкой ответил мальчик.
Синтия повернулась к женщине из прачечной, которую они бы
застрелили, будь у них оружие.
— А это…
— Одри Уайлер, — представилась черноволосая женщина. —
Геолог-консультант шахты компании «Диабло». Во всяком случае, занимала такую
должность. — Она оглядела женский туалет: коробка с бутылками, ящики с банками
из-под пива, роскошная рыба, плавающая по выложенной грязной кафельной плиткой
стене. — А сейчас я и не знаю, кто я. Пожалуй, выжатый лимон.
Она помолчала, переводя взгляд с одного лица на другое, и
наконец остановилась на Маринвилле.
— Мы должны выбраться отсюда. Ваш приятель говорит, что
дорога, по которой он приехал сюда, блокирована, но я знаю другую. Она ведет в
объезд вала к шоссе 50. Асфальта там, естественно, нет, но в автопарке стоят с
полдюжины вездеходов…
— Я уверен, что ваша информация придется весьма кстати, —
перебил ее Маринвилл, — но думаю, на текущий момент мы воздержимся от ее
использования. — Сейчас он говорил профессионально поставленным, успокаивающим
голосом. Таким голосом Джонни обращался к женщинам (исключительно к женщинам,
обычно пятидесяти, а то и шестидесяти лет), которые посещали его литературные
классы. — Потому что сначала мы должны обсудить ситуацию в целом. Пройдемте в
кинотеатр. Вас ждет интересное зрелище. Думаю, вы удивитесь.
— Вы сошли с ума? — спросила Одри. — Говорить тут не о чем,
надо убираться отсюда. — Она оглядела остальных. — Вы, похоже, не понимаете,
что здесь происходит. Этот человек, Колли Энтрегьян…
Маринвилл поднял фонарик и направил его на свое лицо, чтобы
Одри как следует разглядела его.
— Как вы можете убедиться, я уже повстречался с этим
человеком и кое-что понимаю. Пойдемте, мисс Уайлер, нам есть о чем поговорить.
Я вижу, разговоры кажутся вам пустой тратой времени, но это не так. Есть такая
поговорка: семь раз отмерь — один отрежь. Мудрая поговорка. Договорились?
Она не кивнула, но последовала за ним, когда он двинулся к
двери. Стив, Дэвид и Синтия двинулись за ней. А снаружи стонал и завывал ветер.
5
Автомобиль с мигалкой на крыше медленно двигался на север в
чернильной тьме, держа путь от вала, что окаймлял Китайскую шахту, к южной
окраине Безнадеги. Ни фары, ни подфарники не горели: тот, кто сидел за рулем,
прекрасно видел в темноте, даже в темноте, насыщенной летящим песком и пылью.
Автомобиль миновал лачугу, с которой свалилась вывеска
«МЕКСИКАНСКАЯ КУХНЯ». Песок основательно замел вывеску. В слабом свете висевшей
над дверью лампы виднелись лишь отдельные буквы: «…СИКАН…ХН…» Патрульная машина
подъехала к зданию муниципалитета, завернула на стоянку и замерла на том же месте,
с которого и уехала.
Сидящий за рулем выключил мотор, но остался на месте,
наклонив голову и барабаня пальцами по рулю. Из песчаной пелены вывалился
стервятник и осторожно опустился на капот патрульной машины. За ним последовали
второй и третий. Тот, который прибыл последним, что-то недовольно выговорил
соседям, а потом навалил горку гуано.
Потом все трое уставились на грязное ветровое стекло.
— Евреи должны умереть, — изрек водитель. — И католики.
Мормоны тоже. Тэк.
Дверца открылась. Появилась одна нога, потом вторая. Фигура,
перепоясанная широким кожаным ремнем, выпрямилась во весь рост и захлопнула
дверцу. Под мышкой одной руки водитель держал новую шляпу, в другой руке —
ружье, которое Мэри схватила со стола. Водитель направился к парадной двери. Ее
охраняли два койота. Оба завыли и подались в стороны. Водитель прошел мимо,
даже не посмотрев на них.
Протянутая к двери рука застыла на полпути. Дверь была
приоткрыта. Пусть чуть-чуть, но приоткрыта.
— Какого хрена? — пробормотал водитель и распахнул дверь. Он
поднялся наверх, предварительно нахлобучив шляпу на голову и перехватив ружье
обеими руками.
На верхней площадке валялся мертвый койот. Дверь, ведущая к
камерам, была открыта. Водитель шагнул к ней, уже зная, что увидит. Из груди
его вырвался гневный рев. Койоты, оставшиеся внизу, сжались, жалобно завыли и
тут же обдулись. Сидевшие на капоте патрульной машины стервятники, услышав этот
рев, взмахнули было крыльями, но остались на месте, тревожно переглядываясь.
Водителя встретили пустые камеры с открытыми дверями.
— Этот мальчишка, — прошептал водитель. Костяшки пальцев,
сжимавших ружье, побелели. — Этот мерзкий маленький наркоман.
Водитель постоял на пороге, затем с бесстрастным лицом
прошел в помещение. Шляпа а-ля медвежонок Смоки медленно поднималась: ее
толкали вверх волосы. Волос было куда больше, чем у прежнего владельца шляпы.
Из камеры Колли Энтрегьян увел женщину, рост которой не превышал пяти футов и
шести дюймов, а вес — ста тридцати фунтов. По лестнице же поднялась увеличенная
копия этой женщины: рост шесть футов три дюйма, широкие плечи, вес никак не
меньше двухсот фунтов. На ней был комбинезон, взятый из раздевалки перед тем,
как патрульная машина покинула карьер, который горнорудная компания называла
Рэттлснейк номер два, а горожане — Китайской шахтой. Комбинезон чуть жал в
груди и бедрах, но устраивал водителя куда больше, чем старая одежда Эллен
Карвер. Такая же ненужная, как ее прежние тревоги и желания. Что же касается
Энтрегьяна, то водитель оставил себе его ремень, бляху, шляпу и револьвер, что
болтался теперь у бедра.
