Биллингсли хотел справить малую нужду, в этом он не лгал, но
еще больше ему в данный момент хотелось другого. В одной из раковин лежал синий
коврик. Такой грязный, мерзкий, что едва ли кто согласился бы взять его в руки
без крайней необходимости. Старик ветеринар поднял его и достал бутылку «Сэтин
смут», едва ли не самого низкосортного виски. Но выбирать не приходилось.
Он открутил пробку, двумя руками (из одной бутылка бы
выпала, так они дрожали) поднес бутылку ко рту, жадно глотнул. Огненная
жидкость опалила горло и взорвалась в желудке. Биллингсли только приветствовал
этот жар.
Еще маленький глоточек (теперь он держал бутылку с
легкостью, дрожь ушла), а потом Биллингсли вновь завернул пробку и положил
бутылку в раковину.
— Она мне позвонила, — пробормотал он. За окном при звуке
его голоса дрогнули уши пумы. Она окончательно изготовилась к прыжку, ожидая,
когда старик подойдет поближе к тому месту, куда должен перенести ее прыжок. —
Женщина позвонила мне по телефону. Сказала, что у нее кобыла-трехлетка, которую
зовут Салли. Именно так.
Биллингсли механически накрыл бутылку ковриком, в то время
как мысли его сосредоточились на прошлогоднем летнем дне. Он отправился в дом
Райпера, уютный коттедж, построенный среди холмов, и парень с шахты,
чернокожий, который потом стал у них секретарем, отвел его к лошади. Сообщил,
что Одри срочно вызвали в Финикс по делам компании и она улетела. Потом, когда
они уже шли к конюшне, черный парень оглянулся и сказал….
— Он сказал: «А вот и она», — пробормотал Биллингсли и вновь
навел фонарь на сказочную лошадь, галопом несущуюся по вздувшимся плиткам
кафеля, уставился на нее, забыв на время про переполненный мочевой пузырь. — А
потом помахал ей рукой.
Точно. Парень крикнул: «Привет, Од!» — и помахал рукой. И
она помахала рукой. И Биллингсли помахал, отметив, что ему сказали правду: она
молодая и симпатичная. Не кинозвезда, но по меркам здешних мест, где ни одной
женщине не приходится платить за выпивку, если она этого не хочет, красавица.
Биллингсли осмотрел лошадь и дал негру баночку мази для лечения травмированной
ноги. Потом женщина приходила сама и купила еще одну баночку. Об этом
Биллингсли рассказала Марша, его самого в это время вызвали на ранчо около
Уэшо, там заболели овцы. А в городе он видел эту женщину часто. Не разговаривал,
нет. Они вращались в разных кругах. Он видел, как она обедала в отеле «Энтлер»
и «Клубе сов», однажды даже в Эли, в ресторане «Джейлхауз». Он видел, как она
пила пиво в «Пивной пене» или в «Сломанном барабане» с другими сотрудниками
горнорудной компании. Он видел, как она покупала продукты в супермаркете
«Уоррелл», бензин на автозаправке «Коноко», один раз даже столкнулся с ней в
магазине хозяйственных товаров, где она покупала банку краски и кисть. Да,
конечно, городок маленький, то и дело сталкиваешься с каждым, иначе и быть не
может.
Почему все это мне сейчас вспоминается? — подумал
Биллингсли, в конце концов направившись к переносному унитазу. Под его сапогами
скрипели грязь и пыль, толстым слоем покрывавшие керамические плитки пола.
Биллингсли остановился, направил луч фонаря на сапог и расстегнул ширинку. Что
может связывать Одри Уайлер и Колли? Что у нее могло быть общего с Колли?
Вместе Биллингсли их никогда не видел, не слышал, чтобы кто-то упоминал об их
романе. Так что это за связь? И почему его память так настойчиво возвращается к
тому дню, когда он осматривал ее кобылу? По существу, он и не видел ее в тот
день… разве что мельком… с большого расстояния…
Он достал крантик. Давай, старина. Как говорят, выпил пинту,
вылей кварту
[63]
.
Она махала рукой… торопилась к автомобилю… чтобы отправиться
на аэродром… собиралась в Финикс. На ней был деловой костюм, естественно, ведь
ехала она не в ангар посреди пустыни, а в другое место, где на полу ковер, а из
окна виден весь город. Ехала на встречу с важными шишками. И ноги у нее были что
надо… Я, конечно, не молод, но и не настолько стар, чтобы не оценить
симпатичное колено… да, симпатичное, но…
И внезапно все сложилось воедино, именно в тот самый момент,
когда пума в прыжке пробила стекло. Так что Биллингсли поначалу даже не понял,
где грохнуло, в мужском туалете или у него в голове.
Но тут же послышалось урчание, перешедшее в рев, и от страха
из крантика Биллингсли хлынула моча. Поначалу он даже не мог понять, что за
тварь способна издавать такой звук. Старик повернулся, окатив пол струей мочи,
и увидел темное зеленоглазое чудовище, приникшее к полу. На шкуре блестели
осколки стекла. Тут до него сразу дошло, с кем он имеет дело, и, несмотря на
страх, мозг заработал быстро и четко. Опьянение как рукой сняло.
Пума (фонарь показал, что перед Биллингсли самка, очень
крупная) подняла морду и раскрыла пасть, обнажив два ряда длинных белых зубов.
А «ремингтон» остался на сцене, прислоненный к экрану.
— О, мой Бог, нет, — прошептал Биллингсли и бросил фонарь
мимо правого плеча пумы, бросил сознательно. Когда животное обернулось, чтобы
посмотреть, что же в него бросили, Биллингсли метнулся к двери.
Он бежал, наклонив голову и на ходу засовывая крантик в
ширинку рукой, которая только что держала фонарь. Пума вновь заревела,
душераздирающе, словно женщина, которую обожгли или ударили ножом, и прыгнула
на Биллингсли, вытянув длинные передние лапы с выпущенными когтями. Когти
вонзились в его рубашку и в спину в тот момент, когда Биллингсли уже схватился
на дверную ручку, и поползли вниз, оставляя кровавые полосы. Они зацепились за
ремень и потащили старика, который уже отчаянно кричал, обратно в туалет. Потом
ремень, не выдержав, лопнул, и старик повалился назад, оказавшись на спине
пумы. Он скатился на усыпанный стеклом пол, поднялся на одно колено, и тут же
пума сшибла его на спину и нависла над шеей. Биллингсли успел поднять руку, и
пума отхватила от нее кусок. Капли крови заблестели на ее усах, как маленькие
гранаты. Биллингсли закричал вновь, его вторая рука уперлась в шею пумы,
пытаясь оттолкнуть ее. Он чувствовал на лице горячее дыхание зверя. Взгляд его
поверх плеча пумы упал на лошадь, дикую и свободную. А потом зубы зверя впились
в его руку, и в мире не осталось ничего, кроме боли.
5
Синтия наливала воду в стакан, когда пума взревела в первый
раз. Ее словно огрели плеткой. Пластиковая бутылка выскользнула из ослабевших
пальцев, упала между кроссовок и взорвалась, словно бомба. Рев этот Синтия
узнала сразу — дикая кошка, хотя слышала его только в кино.
А потом закричал человек. Том Биллингсли.
Синтия повернулась, увидела, что Стив смотрит на Маринвилла,
а Маринвилл — в сторону, щеки его посерели, губы сжаты, но все равно дрожат. В
этот момент писатель выглядел слабым, потерянным, был похож на старуху (длинные
седые волосы очень этому способствовали), у которой уже совсем плохо с головой
и которая не только не отдает себе отчета в том, где находится, но и забыла,
кто она.
