– Именно-с.
– Вот и пройдемся пешком, какие наши годы… –
сказал Лямпе. – Насчет чемодана распорядись.
– Сию минуту! Эй, борода! – Семен двумя пальчиками
придержал за рукав носильщика. – Держи на водку. Справа от вокзала –
извозчик, бляха номер две тысячи тридцать пять. Отдашь баринов чемодан, пусть
везет в гостиницу «Старая Россия», в четырнадцатый номер, для господина Лямпе.
Господа, пусть так скажет, изволили прогуляться пешком и скоро прибудут. Усек?
– А чего ж, – сказал монументальный носильщик,
косясь на франта с легоньким презрением. – Сделаем.
И удалился.
– Видели, Леонид Карлович, как глазом стриганул? –
хмыкнул Акимов. – Вольный и гордый сибиряк, словно Куперов краснокожий
индеец… Оценил должным образом мою легковесность и тщетные потуги играть в
барина.
– Образ неплох, – согласился Лямпе
вполголоса. – Вот только, друг мой, с тросточкой вы несколько
перебрали… – и пощелкал пальцем по серебряной рукоятке Сёминой трости,
представлявшей голую женщину в соблазнительной позе.
– Это вы зря, Леонид Карлович, – серьезно сказал
Акимов. – Сие – не самодеятельность, а дополнительная деталь к образу.
Именно такие набалдашники здесь в большой моде у прототипов того образа,
каковой мне выпало на себя напялить. Соблаговолите посмотреть направо, видите,
у ограды?
Лямпе, почти не поворачивая головы, посмотрел в ту сторону.
Акимов был прав: там, опершись спинами на вычурные темно-зеленые завитушки
чугунной ограды, стояли четверо молодых людей, сущие Сёмины копии, почти
неотличимые, – и двое вертели в руках точно такие же тросточки.
– Ну, извини, – сказал Лямпе. – Хвалю за
внимание к мелким деталям образа… Пантелея видел?
– Конечно. Прошествовал мимо, как тень отца Гамлета…
Сюда, Леонид Карлович, направо.
– Я знаю, – сказал Лямпе. – Это
Благовещенская, помню. Слежки за собой не замечал?
– Ни малейших признаков, Леонид Карлович, – тихо,
серьезно сказал Акимов. – Ни единого раза.
– Где остановился?
– Как и положено по образу. В номерах «Гранд-отель». В
пяти минутах ходьбы от вас. Ближе не удалось, «Националь» – битком, а в «Старую
Россию» мне при моем образе, я рассудил, соваться как-то не с руки. Приказчики
там не квартируют, я имею в виду – мне подобные.
– «Старая Россия» – и в самом деле лучшая гостиница?
– Непременно, – сказал Акимов. – Новый
хозяин, Лаврентий Акинфович Олефир, два месяца назад сделал капитальный ремонт.
Все присутственные места поблизости, ресторан первоклассный, оркестры играют,
отдельные кабинеты и бильярдная, номера даже с ватерклозетами – от собственного
водонапорного бака. Электричества, правда, нет, но тут весь город без
электричества. И, между нами, Леонид Карлович, к преимуществам сей гостиницы,
по достоверным сведениям, относятся еще и перворазрядные девицы. Обратите
внимание на здание с зеленой кровлею. Городской театр, здешняя
достопримечательность. Десять лет назад, когда сгорел деревянный, что допрежь
стоял на том же месте, антрепренер, не будучи в состоянии рассчитаться с
труппою…
– Застрелился, – сказал Лямпе. – Я где-то
читал.
– А про то, что он и поныне является в виде привидения,
не читали?
– Нет, – сказал Лямпе. – Какой вздор, Сёма… К
ювелиру, надеюсь, не вздумал заглядывать?
– Обижаете, Леонид Карлович! В соответствии с
инструкциями дожидался вашего приезда. Мимо проходил, конечно, но что-то не
видел в магазине Штычкова…
– Ну, разберемся. В городе что-то известно о…
– Ни малейших слухов, – уверенно сказал
Акимов. – Судя по всему, господин Олефир полицию умаслил изрядно. Что
вполне понятно: ему ж расходы окупать надо и прибыль иметь, а если поползут
разговоры, что в номере застрелился постоялец… Сами знаете, как такие сплетни
влияют на репутацию. У нас, в Петербурге, подобное было бы не прискорбным
фактом, а наилучшею рекламою для заведения – тут вам и репортеры, и любопытные дамочки,
и прочие декаденты… Ну, а в сих патриархальных местах на жизнь смотрят
степеннее. Здесь доходы господина Олефира упали бы резко. Сибирский купец
суеверен, его в номер самоубийцы палкой не загонишь, да и в саму гостиницу
тоже. Одним словом, тайна сохранена полнейшая. Я водил в пивную коридорного с
того этажа, где четырнадцатый номер. Влил в него добрую баклагу, а разговорить
все равно не удалось, как я ни искал подходцы – закрывается, что твоя устрица.
Ну, а напрямую спрашивать вы мне строжайше запретили, и, как поется в опере –
присягу эту я, как верный муж, исполнил…
– Ёрзаешь речью, Сёма, – досадливо сказал Лямпе.
– Простите, Леонид Карлович. Не то чтобы нервы… но,
пожалуй, явственное ощущение неправильности происшедшего. Уж извините, бога
ради, но у меня это самое ощущение так мурашками по коже и ползает. Извините…
– Ничего, – сказал Лямпе. – Ты, знаешь ли,
подобрал удивительно точное слово, сокол Сёма… Неправильно это. То, что
произошло, – и он повторил, сам не понимая, чего хочет этим достичь: – Очень
удачно, Сёма. Неправильность происшедшего… Ты при оружии?
– Как было велено, Леонид Карлович. Товарищ Лямпе…
– Что?
– А почему – нет? Как метод воздействия при
необходимости?
Подумав немного, Лямпе усмехнулся:
– Считай, что я растрогался. Золотая голова. В самом
деле, как вариант и метод… Вы совершенно правы, товарищ Акимов.
…Сам Лямпе, если бы все зависело от него, выбрал бы номер
подешевле, в целях вполне понятной для немца и простительной таковому экономии.
Но в данном случае от него ничего не зависело, приходилось идти путем
Струмилина, выбравшего самые лучшие, шестирублевые апартаменты – покойный был
склонен к легкому гусарству, что уж там…
Переступая порог четырнадцатого номера, он ощутил легонький
холодок в груди. Чувство это смутило и раздосадовало, но он ничего не мог с
собой поделать…
Чисто выбритый коридорный, судя по физиономии, продувная
бестия – как и надлежит человечку на таком месте, – опустил его чемодан
рядом с креслом, без нужды переставил на пару вершков
[3]
в
сторону, якобы устраивая поудобнее, повел рукой:
– Это, ваше степенство, гостиная. Тут спальня, белье-с
чистейшее, после предыдущего постояльца поменяли-с…
«Да уж, я думаю, – мрачно подумал Лямпе. – После такого
не могли вы белье не поменять…»
– Вот здесь – ватерклозет-с, к услугам вашей
милости, – курносая конопатая физиономия прямо-таки сочилась заботой и
умилением. – Ванны, извиняемся, нет-с, но на первом этаже, по заказам
господ постояльцев, – извольте в любое время. Заведение для самой что ни на
есть чистой публики, во всех смыслах-с… Ресторация первоклассная, порою
господин губернатор изволят обедать-с. Соблаговолите-с обратить ваше внимание
на сей шнур. В видах необходимости соизвольте-с потянуть за оный – и я к вашим
услугам.
