Умом Бестужев понимал, что иначе и быть не может – не станет
же она метать через стол пламенные взгляды? – но на сердце было тоскливо.
Он бы и напился, но – не время…
Потому что справа, через несколько человек от него,
восседала эта чертова парочка. Купец Ефим Даник, моментально опознанный
Бестужевым по квалифицированному Сениному описанию, цыганистый брюнет. И
господин горный инженер Мельников – он же Барчук, он же Инженер, наверняка
возможны другие клички и конспиративные фамилии.
И у Бестужева понемногу зародился план. В чем-то это
смотрелось обыкновенным мальчишеством, однако как средство легонько припугнуть
противника и заставить его занервничать, помучиться непонятной неизвестностью
задумка была не столь уж и плоха…
– Господин ротмистр, – снова пристал
Буторин-младший. – Вы, часом, как человек, причастный к государственным
секретам, не слыхали ли, что это нынче утром взорвалось?
– Простите?
– Часа за три до рассвета в восточной стороне, в
отдалении, что-то явственно грохотало, причем походило это не на банальный
гром, а скорее уж на пушечную пальбу или взрыв. Домочадцы у меня грешили на
взрыв артиллерийских складов, но в той стороне их вроде бы и не бывало… Не
слышали сами?
– Да нет, я спал. Хотя… – Бестужев
задумался. – Вы знаете, и в самом деле было такое впечатление, что
проснулся ненадолго от недолгой артиллерийской канонады. Я ее в свое время
наслушался изрядно, должно быть, и проснулся по привычке. Пожалуй, да… Больше
всего это напоминало короткую канонаду. Вот только кому же тут устраивать
артиллерийские баталии?
– Некому, и я говорю… Но все мои домочадцы на том
сходятся, что на гром это было решительно не похоже… Загадка сущая… – он
лихо опрокинул рюмку и видя, что гости стали понемногу выбираться из-за стола,
подмигнул Бестужеву: – Пойду вручу презентик-с…
И прямиком направился к кучке людей, окружавшей жениха с
невестой. Бестужев видел со своего места, как он неуклюже надевает цепочку на
шею новобрачной, а гости восхищенно смотрят.
Потом встал и попытался рассчитать, по какой ему траектории
переместиться, чтобы словно бы невзначай оказаться рядом с Таней.
В этот миг вокруг Буторина что-то произошло. Возникла
непонятная толчея, туда опрометью кинулся старший брат, отец жениха;
новобрачные, направлявшиеся в соседний зал ресторана, уже не обратили на это
внимания, но те, кто оказался близко, столпились вокруг двоих, словно бы
хватавших друг друга за грудки.
Не колеблясь, Бестужев быстрыми шагами направился туда – его
забавному соседу по столу явно требовалась помощь. Применив парочку
незатейливых приемов, направленных на то, чтобы внешне деликатно, но эффективно
раздвинуть плотно столпившихся, оказался в первом ряду зрителей.
Высокий крепкий старик с гирляндой шейных медалей тряс
младшего Буторина за отвороты поддевки и яростно хрипел, брызжа слюной:
– От отца, говоришь, кулончик, потрох? Да я – к
губернатору, к министру! В каторгу!
– Послушайте, господин… – Бестужев умело
перехватил руки разгневанного бородача и нажал подушечками больших пальцев на
запястья так, что пальцы крепкого старикана разжались словно бы сами по себе.
Однако он бушевал, вырывался, кричал сипло:
– Нету второго такого! Нету! Штучная работа! Значит,
убил моего отца с матерью и впрямь твой батька Афиноген! Шептались и раньше
старые людишки… В каторгу!
Инженер Вячеслав Яковлевич и кто-то еще принялись помогать
Бестужеву оттеснять разошедшегося старика.
– Разбойники, говорили? Варнаки? – орал
старик. – Вот он, твой батька, и есть главный варнак! На каких капиталах
он вас поднял? По этапу пойдете, воровское отродье!
Сквозь толпу, как кабан сквозь камыши, протиснулся Иванихин.
Ловко перехватил старика поперек туловища, отжав локтем руки Бестужева и
Вячеслава Яковлевича, оттеснил в сторону:
– Иван Мокеевич, друг! Да ты в уме? Посреди приятного
торжества чудесишь… Эй!
Кто-то торопливо сунул ему в руку громадный фужер с
коньяком, Иванихин подсунул его скандалисту:
– Иван Мокеич, золото мое! Запей-ка, а то у тебя уж
горлышко натруженное перехватило…
Старик в запале одним глотком осушил фужер, куда, с
содроганием отметил Бестужев, было налито не менее трети бутылки. По-лошадиному
мотнул головой, осипшим голосом плаксиво сообщил Иванихину:
– Костенька, точно тебе говорю: матушкин! И был он у
нее на шее, когда их на тракте варнаки…
– Ну пойдем, пойдем, обтолкуем и обсудим… –
Иванихин властно повел его в угол, полуотвернувшись, сделал гримасу, и
понятливый официант зарысил следом с полной бутылкой коньяка и тем же фужером.
– Это и называется – таежный Шекспир, – раздался
рядом девичий голос. Таня улыбнулась Бестужеву. – У нас, господин
ротмистр, случаются страсти, не уступающие шекспировским, вот только мировая
литература о них не знает…
– Но как же это… – растерянно проговорил Бестужев.
– Ничего, – сказала она уверенно. – Сейчас
напоят бедного Ивана Мокеича, спать уведут, замнут… – Понизила
голос: – Про покойного Афиногена давно кружили разные слухи, нужно же было
случиться такому совпадению… Не удивляйтесь, ротмистр. В той же весьма
благополучной Англии многие основатели славных фамилий, по устойчивым слухам,
капиталы свои составили в Вест-Индии, под черным флагом… – Она
обернулась. – Андрей Афиногенович, что же вы так оплошали?
– Голубушка, Татьяна Константиновна… – убито
простонал младший Буторин. – Кто ж знал… Из отцовской укладочки вынуто,
заветная укладка была, жестью обита с росписью «морозом»… Церковку построить
просил, богаделенку, я исполнил, да осталось еще много… Господин ротмистр! Молю
вас, объясните, какое из всего этого может получиться уголовное продолжение?
Слезы не только стояли у него в глазах – покрывали
бороду, как утренняя роса траву.
– Давно это… имело место? – спросил
Бестужев. – Прискорбный… случай?
– Дай бог памяти, в семьдесят восьмом, аккурат на
мясоед…
– Успокойтесь, Андрей Афиногенович, – сказал
Бестужев искренне, жалея простодушного старика. – За давностью лет
юридическая ценность улик равна нулю. Ничто не доказуемо, говорю вам, как
жандарм… Ваш отец мог ведь и купить у кого-то эту драгоценность…
– Вот и я говорю! Мог, конечно!
– Успокойтесь, – повторил Бестужев. – Такие
дела оканчиваются без всяких официальных последствий. Очень уж зыбки обвинения.
– Дай-то бог… – всхлипнул Буторин и, махая рукой,
пошел прочь.
– Только не говорите мне, что у вас в России такого не
случалось, – сказала Таня. – В старину, как пишут историки, и бояре
на больших дорогах разбойничали…
Бестужев смотрел на нее неотрывно и грустно. В дорогом
платье последнего фасона, с огромными изумрудами на шее, с модной прической она
была совершенно другой. Невозможно было сейчас поверить, что именно эта
красавица лежала обнаженной в его объятиях и шептала то, что тогда шептала.
