– Умоляю вас, сделайте что-нибудь с лицом, –
сказала Таня тихонько. – Оно у вас…
Усилием воли он придал лицу равнодушно-светское выражение.
Сказал потерянно:
– Что ты со мной сделала? Я с ума схожу…
Таня прищурилась, выговорила громко:
– Вы совершенно правы, ротмистр, старикам следовало бы
себя ограничивать в спиртном…
К ним подходил пристав Мигуля, в парадном мундире, при всех
регалиях – еще один почетный гость.
Когда он оказался совсем рядом, Бестужев уже выглядел, как
человек вне всяких подозрений, – но далось это нелегко.
– Изволили слышать, какой вышел казус? – спросил
Мигуля, явно испытывая в присутствии Тани определенную робость. –
Ничего-с, там Ивана Мокеича уже напотчевали шустовским, скоро уложат в коляску
и баиньки повезут, проспится, помягчает и забудет-с…
– Но ведь ротмистр прав, и это недоказуемо? –
спросила Таня. – Братья Буторины – милейшие люди, забавные старички, сами
они ни в чем предосудительном не замечены…
– Совершенно правильно, Татьяна Константиновна,
недоказуемо-с, – поклонился Мигуля. – Вообще, не извольте нервничать,
там уже стоит черкесец Исмаил-оглы и клянется магометанским богом, что он сам
присутствовал в девятьсот четвертом, когда Андрюшка Буторин у неизвестного
проезжего этот самый кулон покупал. Папенька ваш, Татьяна Николаевна, –
большого и быстрого ума человек-с… – он чем-то неуловимо напоминал
африканского гиппопотама, пытавшегося станцевать котильон. – Осмелюсь
спросить, когда же увидим вас в приятной роли новобрачной?
– Не берет никто, Ермолай Лукич, – она улыбнулась
так, что сердце Бестужева вновь ухнуло в смертную тоску. – Простите, мне
пора…
И упорхнула, так и не закончив фразы. Презирая себя, но
будучи не в силах с собой совладать, Бестужев отвел пристава в сторонку, к
приоткрытому окну:
– Ермолай Лукич, можно вас спросить? Вы не обязаны
отвечать, но… Надеюсь, в материалах касаемо ваших «танцующих подпольщиков», не
зафиксировано имени… – и посмотрел в ту сторону, куда ушла Таня.
Мигуля покряхтел и тихонько сказал:
– Да не томите себя, ротмистр. Танечка – девушка
своеобразная и вольная, но это вам не Серебрякова. Ни в чем похабном симпатия
ваша не замечена-с, даю вам офицерское слово… Да не сверкайте вы так на меня
глазами-то, Алексей Воинович, – досадливо поморщился он. – Дело ваше,
дело молодое. Вы только послушайте совета старого полицейского волка-с: с
девицами, занимающими в обществе подобное положение, следует соблюдать
строжайшую конспирацию.
– Вы о чем? – недобро спросил Бестужев.
– Слухи поползли-с, Алексей Воинович. Пока что –
смутные и неоформившиеся, однако два имени настойчиво связываются, с
присовокуплением-с нахальных выдумок, будто дело дошло до тех вольностей, что
допустимы лишь у легкомысленных французишек… Вы уж поосторожнее. Я уж,
простите, не буду конкретизировать источники, однако, как вы легко догадаетесь
– человек опытный, сыщик, – ползут эти слухи не со стороны низших классов…
Не хотелось бы мне, чтобы у вас с господином Иванихиным начались опасные
контры…
Он поклонился и побыстрее отошел с таким видом, что
бросаться вслед, требуя подробностей, было заранее бессмысленно. Бестужев,
чувствуя себя прескверно, огляделся. Большая часть гостей еще не садилась за
стол в ожидании новой перемены блюд, но Мельников как раз остался на месте, о
чем-то лениво беседовал с Даником.
Нужно было, во-первых, претворять план в жизнь, во-вторых,
уходить отсюда. Казалось, что здесь он – лишний, несмотря на все хлебосольство
Буториных. Но какая же сволочь пронюхала и начала…
Он приблизился сзади и вежливо сказал:
– Рад вновь видеть вас, господин Мельников. Вы, я вижу,
веселы и беспечны…
– В полном соответствии с местом пребывания нашего, –
ответил Мельников со спокойной уверенностью барина. – А вы что же, в
хлопотах?
– Увы, – сказал Бестужев. – Нет, господин Инженер,
нам, сатрапам, покоя и отдыха, даже в такой день… Позволите, я лишь ненадолго
прерву вашу увлекательную беседу? Вы, помнится мне, в свое время показали, что
никогда не навещали господина Струмилина в гостинице «Старая Россия»?
– Да, именно. Меня расспрашивали, как и всех, кто был с
ним знаком…
– Это ваш стакан? – невежливо прервал его
Бестужев.
– Да, – поднял бровь Мельников.
– Пст! – щелкнул пальцами Бестужев,
полуотвернувшись.
Перед ним моментально вырос вышколенный официант. Бестужев
взял чистое блюдечко, поставил на него стакан, накрыл вторым блюдечком и подал
«шестерке»:
– Моя личность вам известна? Нет? Я – офицер охранного
отделения, вот моя карточка. Извольте отнести это на кухню, – он поднял
нижнее блюдечко. – Плотно обмотайте бумагой, ни в коем случае не
прикасаясь к стакану. Перевяжите шпагатом. Потом принесете мне. Ясно?
– Так точно-с, – заверил официант, не выразив ни
малейшего удивления, словно к нему каждый день обращались со столь идиотскими
просьбами. – Будет сделано, в лучшем виде-с.
Подхватил блюдечко и, балансируя сооруженной Бестужевым
конструкцией, стремительно удалился к выходу. Даник таращился на Бестужева так,
словно узрел привидение. Мельников держался не в пример более хладнокровно. Он
спросил:
– В чем дело, ротмистр?
– Помилуйте, да нет никакого «дела»… – сказал
Бестужев со злым воодушевлением.
– Но вы так странно себя ведете…
– Неужели? – иронически усмехнулся
Бестужев. – Бога ради, объясните, в чем эта странность заключается?
– Вы забрали мой стакан…
– Возьмите чистый, их здесь сколько угодно… –
поклонился Бестужев с издевательской вежливостью. – Господин Мельников, вы
меня удивляете. Этому питекантропу, – он небрежно кивнул в сторону
Даника, – простительно было бы усматривать в моих действиях некие странности…
Но вы-то – человек образованный, инженер, представитель точных наук. Неужели
никогда не слышали о науке дактилоскопии? В Европе с ее помощью наши тамошние
коллеги уже несколько лет творят сущие чудеса, у нас в империи дактилоскопия
пока что не получила должного развития, но определенные успехи, честное слово,
достигнуты…
– По какому праву…
– Любимое выражение русского интеллигента, –
прервал его Бестужев. – Господин Мельников, ну что вы… Вы, кажется,
нервничаете? Я не имею к вам никаких претензий и не намерен навязываться… а то,
что я взял стакан, должно скорее уж волновать ресторатора, чьей собственностью
вся здешняя посуда является…
Он отвернулся, но не отошел. Стоя в небрежной позе, опершись
на спинку стула Мельникова, ждал, когда вернется официант, и с притворным
безразличием мурлыкал:
У любого спроси, кто у нас на Руси
