Рябой жандарм проворно соскользнул с седла, подвел коня к
повозке.
– Что случилось? – спросил Бестужев.
– Не могу знать, ваше благородие! Весь личный состав
поднят для ваших поисков! В гостинице не были обнаружены, так что высланы
разъезды для возможного отыскания…
– Дивны дела твои, господи… – проворчал под нос
монах.
Бестужев спрыгнул на землю и взял поводья у вытянувшегося
перед ним Амосова. На сердце сразу стало неспокойно – такие хлопоты не сулили
ничего хорошего…
…Бестужев нетерпеливо пошевелился в кресле:
– Иван Игнатьевич, в чем же все-таки дело?
– Господин ротмистр, вам придется подождать
полковника, – вежливо, но непреклонно ответил Рокицкий. – Я, право
же, не полномочен… Посмотрите пока копии донесений исправников, это в самом
деле любопытно. Кажется, атмосферные феномены вчерашнего дня получили
объяснение… Вот, возьмите.
Видя, что от Рокицкого так-таки ничего и не добиться,
Бестужев вздохнул, положил перед собой несколько листочков с телеграфными
депешами – и незаметно увлекся.
«Семнадцатого числа нынешнего июня
[29]
в
семь часов утра над селом Кежемским на Ангаре, с юга по направлению к северу,
при ясной погоде, высоко в небесном пространстве, пролетел громадных размеров
аэролит, который, разрядившись, произвел ряд звуков, подобных выстрелам из
орудий, а затем исчез. Енисейский уездный исправник Соломин».
«Семнадцатого июня утром у нас наблюдалось необычайное
явление природы. В селении Новокарелинском крестьяне видели на северо-западе,
довольно высоко над горизонтом, какое-то чрезвычайно светящееся
бело-голубоватым светом тело, двигавшееся в течение десяти минут сверху вниз.
Приблизившись к земле, блестящее тело как бы расплылось, на месте же его
образовался громадный клуб черного дыма и послышался чрезвычайно сильный стук,
как бы от больших падавших камней или пушечной пальбы. Явление возбудило массу
толков. Все жители селения в паническом страхе сбежались на улицы, все думали,
что наступает конец света. Карелинский уездный исправник Безруких».
«Семнадцатого в здешнем районе замечено было необычайное
атмосферическое явление. В 7 час. 43 мин. утра пронесся шум как бы от
сильного ветра. Непосредственно за этим раздался страшный удар, сопровождаемый
подземным толчком, от которого буквально сотрясались здания, причем получалось
впечатление, как будто бы по зданиям был сделан сильный удар тяжелым камнем или
огромным бревном. За первым ударом последовал второй, такой же силы, и третий.
Затем – промежуток времени между первым и третьим ударами сопровождался
необыкновенным подземным гулом, похожим на звук рельсов, по которым будто бы
проходил одновременно десяток поездов. Потом в течение 5–6 минут происходила
точь-в-точь артиллерийская стрельба: последовательно около 50–60 ударов
через короткие и почти одинаковые промежутки времени. Постепенно удары
становились к концу слабее. Через 1,5—2-минутный перерыв после окончания
сплошной «пальбы» раздались еще один за другим шесть ударов наподобие
отдаленных пушечных выстрелов, но все же отчетливо слышных и ощущаемых
сотрясением земли. Исправник Притыко».
«Небо прорезало с юга на север какое-то небесное тело
огненного вида, но за быстротою, а главное, неожиданностью полета ни величину
его, ни форму усмотреть не могли. Зато многие отлично видели, что с
прикосновением летевшего предмета к горизонту на уровне лесных вершин как бы
вспыхнуло огромное пламя, раздвоившее собою небо. Как только пламя исчезло,
раздались удары. При зловещей тишине в воздухе чувствовалось, что в природе
происходит какое-то необычайное явление. На расположенном против села острове
лошади и коровы начали бегать из края в край и кричать. Получилось впечатление,
что вот-вот земля разверзнется и все провалится в бездну. Раздались откуда-то
страшные удары, сотрясая воздух, и невидимость источника внушала некий
суеверный страх. Становой пристав Каштанов».
«Невдалеке от Манска машинистом был остановлен товарный
состав благодаря тому, что машинист принял грохот от пролета светящегося болида
за взрыв какого-то груза в собственном поезде. Заместитель начальника пункта
при Майском жандармском полицейском управлении железных дорог штабс-ротмистр
Гуренков».
[30]
– Вот все и разъяснилось, – сказал
Рокицкий. – Оказалось, обычный болид, хотя, надо полагать, небывалых
прежде размеров. Извольте взглянуть на карту: судя по донесениям с мест,
свечение видимо было в радиусе не менее шестисот верст. А «пушечные удары» слышались
даже в Шантарске, верст за тысячу. Упал болид, примерно прикидывая, где-то
возле Подкаменной Тунгуски… То-то и белые ночи стояли, словно в Питере… Явная
связь.
Упомянув о Питере, он невольно замкнулся, ушел в себя. Это
длилось недолго, но оба прекрасно понимали, в чем тут дело. Но на сей раз
Бестужев уже не ощущал мнимой своей вины перед этим человеком…
Задумчиво усмехнулся: получалось, что это необычайное
атмосферное явление, этот болид, превосходивший все прежние, спас ему,
возможно, жизнь. Будь нынче ночью обычная темень, ему пришлось бы в парке
туговато, нападавшие могли напасть совершенно неожиданно…
– Необычайное явление, верно?! – воскликнул
Рокицкий.
– Да, конечно, – вежливо согласился
Бестужев. – Но меня сейчас одолевают земные заботы… Вы не особенно заняты,
Иван Игнатьевич?
– Да нет… А в чем дело?
– Нам бы следовало поговорить по душам.
– Простите, о чем?
– Как знать, – сказал Бестужев, глядя ему в
глаза. – Возможно, у нас найдется немало общих тем для разговора…
– Полагаете? – Показалось Бестужеву, или в глазах
Рокицкого и в самом деле вспыхнула тревога? – Любопытно бы знать, каких
тем?
– А вы не догадываетесь?
– Послушайте, бросьте эти загадки. – Рокицкий
определенно нервничал. – Решительно не возьму в толк, о чем вы…
Бестужев посмотрел ему в глаза:
– Начнем с того…
Глянув через его плечо, Рокицкий проворно встал. Бестужев
последовал его примеру. Вошедший Ларионов, не глядя на него, не снимая фуражки,
направился в кабинет и, только распахнув дверь, бросил через плечо:
– Алексей Воинович, зайдите…
Прикрыв за собой дверь, Бестужев вопросительно остановился
возле стола.
– Садитесь, что же вы… – бросил Ларионов,
опустился в кресло, так и не сняв фуражки, упер локти в столешницу, сцепил
пальцы и какое-то время, казалось, забыл и о Бестужеве, и обо всем на свете.
Поднял усталые глаза: – Алексей Воинович, я прекрасно понимаю, что не имею
права вмешиваться в ваши действия, равно как и требовать от вас отчета. Однако
позвольте со всей откровенностью. Без экивоков. Вы, простите, уедете, а
расхлебывать – мне. Никоим образом не пытаясь вас обидеть или, того пуще,
оскорбить, все же вынужден заметить… Простите, что с вами происходит? После
возвращения с приисков вы, если можно так выразиться, словно бы выпадаете из
нормальной работы. Вы практически не бываете ни в управлении, ни в охране. Не
встречаетесь ни со мной, ни с кем бы то ни было из ваших коллег. Нужно
развивать достигнутый вами успех, продолжать работу по выявлению
злоумышленников, но вы словно бы устранились. Вас никто не видит, о ваших
действиях – если только таковые имели место – никто не осведомлен. И наоборот:
по городу поползли устойчивые слухи, что вы занимаетесь делами, бесконечно
далекими от службы, посвящая этому все ваше время… Ротмистр, ну нельзя же так!
Объяснитесь, право. Если это – хитрая стратегия во исполнение ваших обширных
полномочий, если вы все же ведете работу, о которой не положено знать нам,
провинциальным трудягам, то хотя бы намекните. Представьте себя на моем месте –
что я должен думать? Особенно теперь…
