– Василий Львович… – сказал Бестужев, испытывая
легкий стыд. – Что до… слухов – это, право же, мое дело. И только мое.
– Ошибаетесь, почтенный. – Ларионов был настроен
не то чтобы недружелюбно – колюче. – Пока вы носите мундир известного
ведомства будучи в служебной командировке – это не одно ваше дело…
– Простите, господин полковник… Но поверьте, я как раз
и работаю. Слово офицера. Я – всего в нескольких шагах от результата. Тысяча
извинений, но я по ряду причин просто вынужден держать все в тайне. Совсем
скоро я вам дам все должные объяснения…
– А пока и советоваться незачем с провинциальными
кротами? – грустно усмехнулся Ларионов.
– Вы не так все понимаете…
– Оставьте, ротмистр, – отмахнулся
Ларионов. – Не до этого сейчас. Ну да, мне неприятно ваше поведение, но
шут с ним… Не о том сейчас речь. Есть заботы поважнее. Явка в Аннинске
уничтожена бандитами полностью. Моя явка.
– Что вы имеете в виду? – вскинулся Бестужев.
– Там все убиты, – сказал полковник. – Все
четверо. Я сегодня и не ложился. Около полуночи пришла телеграфная депеша, я
кинулся вас искать, но вы исчезли из гостиницы неведомо куда, и никто не знал,
где вас искать. Баланчук час назад уехал в Аннинск на проходящем… Все чисто
случайно выяснилось. К Савелию пришел знакомый, а там… Судя по состоянию
трупов, уже пролежавших немалое время, их расстреляли в упор через очень
короткое время после вашего оттуда ухода. Вполне возможно, задержись вы там,
разделили бы их участь. Они вас переиграли, ротмистр. Да и меня, признаться,
тоже. Явка, надо полагать, была выслежена и расшифрована… Почему вы не сказали,
что одного из напавших на поезд вам все же удалось захватить живым?
– Откуда вы знаете? – вырвалось у Бестужева.
Полковник досадливо поморщился:
– Алексей Воинович, вы, право… Я же не мальчик. Кому же
еще мог принадлежать четвертый труп, найденный в чулане связанным по рукам и
ногам? Явно вашему пленнику. Не принесли же его с собой неизвестные нападавшие?
Зачем, господи? Ах, Алексей Воинович, что же вы наделали? Если бы вы доставили
этого субъекта в Шантарск немедленно по задержании, все были бы живы… Они его,
конечно же, убрали, подозревая, что он все рассказал… Ну как же вы так?
Возразить ему было нечего. Столь потерянным и даже жалким
Бестужев давно уже себя не чувствовал – это даже не ошибка, это хуже…
– Известны какие-нибудь детали? – спросил он
мертвым голосом, глядя в пол.
– Пока нет. Я же сказал, туда отправился Баланчук с
двумя офицерами… Известно лишь, что все четверо убиты из огнестрельного оружия,
свидетелей, учитывая отдаленность избы от города, нет ни единого. Ах, Алексей
Воинович…
Лучше бы он упрекал, распекал, даже оскорбил – но
полковник лишь печально глядел на него красными от бессонницы глазами и молчал.
Не хотелось жить – подобные промахи непростительны…
Полковник встал и, старательно глядя мимо Бестужева,
промолвил:
– Мне пора ехать. Губернатор вызывает, уже доложили… Не
имею права вам указывать, но, душевно советую, займитесь делом…
Это было, как пощечина. Бестужев торопливо вышел вслед за
полковником в приемную, и, когда Ларионов удалился так, словно никакого
петербургского гостя и не существовало, опустился на предназначенный для
посетителей стул.
– Может, объяснитесь все же? – спросил Рокицкий.
Бестужев, поднял голову. Унынию и самоуничижению можно будет
предаться позже, а сейчас единственным выходом из сквернейшего положения, в
котором он неожиданно очутился, оставалась работа. Лишь успех мог вернуть ему
уважение к себе…
– Иван Игнатьевич, – сказал он спокойно. – За
каким чертом вам понадобилось агентурить Покитько? Совершенно ничтожный в плане
возможного освещения кого бы то ни было субъект, не связан ни с какой
нелегальщиной, бесперспективен…
– Кто вам такое сказал?
– Что бесперспективен?
– Нет. Что я его заагентурил.
– Да бросьте вы, Иван Игнатьевич. Ваши с ним встречи
регулярно происходят на конспиративной квартире: Всехсвятская улица, дом номер
восемь, сорок первая квартира… Вы ему платите двадцатку в месяц… Или я не прав?
– Вы что, установили за мной наблюдение?
– Иван Игнатьевич, вы же опытный сотрудник… –
поморщился Бестужев. – К чему эти детские реплики? Вы не ответили…
– А почему, собственно, я обязан вам отвечать? –
недружелюбно осведомился Рокицкий. – Инструкции вам известны не хуже
моего. На вопросы, касающиеся секретных сотрудников, я могу не отвечать даже…
– Иван Игнатьевич, а по отчетам какая сумма кладется в
месяц Покитько?
– Милостивый государь, что вы имеете в виду?
– То, что сказал.
– Нет, позвольте! В ваших словах постоянно присутствует
некий оскорбительный подтекст…
– Да помилуйте, вам просто показалось, – сказал
Бестужев, старательно притворяясь, будто не видит, как побледнел от гнева
Рокицкий. – Я задаю самые обычные вопросы… Так вы решительно не хотите
отвечать ни на один?
– Сначала объясните, что происходит и что вы против
меня имеете.
– Ничего, милейший Иван Игнатьевич, – заверил
Бестужев. – Абсолютно ничего… Штабс-ротмистр, вы же опытный жандарм. Вам
никогда не приходило в голову, что наши неизвестные грабители ухитрились
столько времени благоденствовать, потому что им помогал кто-то со стороны?
Человек, облеченный некоторой властью, имеющий доступ к секретной информации? В
самом деле, никогда? А вы на досуге попробуйте рассмотреть проблему в этом
аспекте. Введите в задачу таинственного Некто, столь странным и загадочным
образом ускользавшего от полиции, охраны, жандармерии… я бы не удивился,
окажись это наш человек… Случались печальные примеры.
– Вы… – лицо у Рокицкого было совершенно
белым. – Вы на что намекаете?
– Да при чем тут намеки? – изобразил Бестужев
крайнее удивление. – Нет, в самом деле, проработайте задачу в этом
аспекте. Да, это ведь вы шифродепешами подтверждали жандармскому пункту на
приисках Иванихина полномочия Ефима Даника как негласного сотрудника охраны?
– Нет…
– Странно, – сказал Бестужев. – А вот
Польщиков утверждает, что вы. Хотите очную ставку?
– Ну… Как вам сказать…
– Один только вопрос, Иван Игнатьевич, – мягко
сказал Бестужев. – Окажись я на вашем месте, а вы на моем, вы бы мне
верили?
– Да что вы несете? – прямо-таки возопил Рокицкий,
окончательно и бесповоротно выбитый из колеи. – Какое «ваше место»? Какое
«мое»? При чем здесь Даник и Покитько?
– Вот и я гадаю, при чем, – сказал Бестужев
безжалостно. – Нет, право же, Иван Игнатьевич, обдумайте гипотезу
предателя в наших рядах. А я пока подумаю над странностями поведения иных
господ офицеров, выражающимися в их поведении и делах… Честь имею!
