Мигуля убито молчал.
– Где Мельников, наконец?
– В камере, – глядя в пол, сообщил Мигуля.
– Ну вот что, Ермолай Лукич, – зловеще протянул
прокурор. – Властью, данной мне законами империи, вынужден решительно
пресечь сие безобразие. Молчать! – рявкнул он, хотя все и так
молчали. – Вы в полиции служите не первый год, прекрасно понимаете, какие беззакония
только что творили… Вы, ротмистр, тоже, надеюсь, с грехом пополам разбираетесь
в юриспруденции?
Бестужев помалкивал. Возразить было нечего – то, что они с
приставом здесь устроили, и в самом деле решительно противоречило как
уголовному праву, так и ведомственным инструкциям. Затеяно было все в расчете
на то, что победителей не судят, – но им не дали времени…
– Так вот, господа мои, – протянул
прокурор. – Вариантов развития событий у нас всего два. Либо вы велите
немедленно освободить господина Мельникова и извинитесь перед ним должным
образом, либо мы с вами отправимся к полицмейстеру для подробного разбора ваших
действий… Итак?
– Зыгало! – крикнул пристав, успев бросить на
Бестужева печальный взгляд. – Выпусти… господина инженера!
Бестужев поразился самообладанию Мельникова – выскочив
из камеры в крайне растрепанном и перепуганном виде, он с полувзгляда оценил
ситуацию. И в мгновение ока обрел прежнее ироническое спокойствие. Улыбнулся:
– Викентий Сергеевич, рад вас видеть. Надеюсь,
справедливость восстановлена?
– Ну разумеется, батенька! – прогудел прокурор.
(Ремизов держался в стороне, иронически поглядывая на происходящее.) –
Господа, я не слышу ваших извинений…
– Я в них не нуждаюсь, – великодушно заявил
Мельников. – Прекрасно понимаю, насколько у господ расстроены нервы из-за
серии постигших их неудач, как они горят рвением оправдаться и доказать свою
полезность… Всего хорошего, господа!
– Ну, вы ангел, – с неудовольствием проворчал
прокурор. – Я бы этих молодчиков… – Уже уходя, он обернулся и яростно
погрозил пальцем Мигуле с Бестужевым: – Сма-атрите у меня, голубчики!
Доиграетесь! Не в дикой Африке живете!
И все трое скрылись из виду. Появившийся неизвестно откуда
молодой околоточный, благоразумно пересидевший визит грозного гостя где-то в
отдалении, развел руками:
– Ермолай Лукич, что поделать, не двери же перед носом
было запирать…
Безнадежно махнув рукой, Мигуля прошел в кабинет. Повернулся
к Бестужеву, улыбаясь криво, жалко:
– Все благополучно рухнуло…
– Даник, – сказал Бестужев. – Что он имел в
виду, этот ваш либеральный прокурор, говоря, что в отношении его «меры
приняты»?
Посмотрев ему в глаза, Мигуля охнул, схватился за телефонную
трубку:
– Барышня! – яростно постучал по рычагу. –
Барышня, спите вы там, что ли? Сорок пятый дайте. Николаевскую часть! Я т-те покажу,
Свиридов, «кто спрашивает»! Панкстьянова мне из-под земли! Панкстьянов! Что там
у тебя с Даником? А? Ага… Так… Кто? Ага… – Лицо его все более
вытягивалось. Повесив, наконец, трубку, он сказал, глядя в сторону:
– Вскоре после нашего отъезда Даника забрали жандармы.
Что тут было поделать? Прикатили двое нижних чинов с поручиком, потребовали…
– Ермолай Лукич, – тихо сказал Бестужев. –
Наружным наблюдением этого не объяснишь. Кто-то из ваших стукнул, из части…
– Сам знаю, – сварливо откликнулся Мигуля. – Не
маленький. – И потерянно повторил: – Все благополучно рухнуло…
Бестужев быстро сказал:
– Можете узнать насчет Тутушкина?
– Ну, если надо… Барышня! – воззвал он в
трубку. – Сто тридцать первый попрошу… Пожидаева мне, быстренько! Иван
Андреич, Мигуля телефонирует. Как там мой постоялец? Ага… Да так, нужно мне
было… Нет, пусть и далее… – Повесив трубку, печально улыбнулся. – Ну,
по крайней мере, Ванька в наличии, на месте. До арестного дома покамест не
дотянулись. Да какое это теперь имеет значение? Подсекли нас, а?
– Не раскисайте, пристав, – сказал Бестужев,
несмотря на все случившееся, чувствовавший прилив злого азарта. – Далеко
не все еще потеряно… У вас есть доступ к центральному полицейскому телеграфу?
– Конечно.
Почти не раздумывая, Бестужев присел за стол, вырвал листок
из своего блокнота и быстро написал: «Петербург, охранное отделение, Васильеву.
В лесу пожары. Большие пожары. Ввиду крайне затруднительного положения прошу
вашего вмешательства и предоставления особых полномочий. Ответ прошу немедленно.
Лямпе».
И протянул листок Мигуле:
– Отправьте вне всякой очереди. Сейчас в Петербурге
около девяти утра, о телеграмме доложат немедленно, и вскоре о наших
затруднениях будет знать генерал Герасимов. Мы еще побарахтаемся, Ермолай
Лукич… Ох как побарахтаемся! Не вздыхайте, мне, собственно, не нужно уже ваше
присутствие, так что вы ни с какого боку не замешаны в дальнейшем… Дайте мне
только Ваську Зыгало, а? На всякий случай. Не исключаю, что мне придется
кое-кого сейчас брать…
И он подумал: «Интересно, когда Герасимов договаривался об
этой фразе, «лесных пожарах», имевшей значение крика о помощи, требования
немедленного вмешательства Петербурга, свет наш Александр Васильич и в самом
деле имел в виду одни лишь обтекаемые «непредвиденные обстоятельства» или втихомолку
думал о варианте «предателя в рядах»? Поди пойми Герасимова…»
– Думаете, выйдет толк? – с сомнением покрутил
головой Мигуля. – Я не сомневаюсь, что ваш Герасимов – личность
могущественная, однако ж начали активно прятать концы…
– Я не уверен, что им удастся спрятать все
концы, – сказал Бестужев. – Ничего еще не рухнуло, пристав, ничего
еще не решено… Я специально добавил к условленным «пожарам» эпитет «большие»,
чтобы там, в Петербурге, зашевелились… Позвольте телефон? – Он снял трубку. –
Барышня, попрошу… минутку! Ермолай Лукич, где у вас телефонный список? Спасибо…
Попрошу семьдесят третий. Госпожа Аргамакова? Вас беспокоит ротмистр Бестужев,
если вы меня еще помните. Рад слышать… Ирина Владимировна, могу я поговорить с
вашим мужем? Понимаю?… Сочувствую… В таком случае осмелюсь просить вас о
встрече…
Глава 7
Как ходят в аптеки в Шантарске
Она вошла в роковой шестнадцатый номер без малейшего
смущения – красивая, уверенная в себе молодая женщина, провинциальная светская
львица, одна из «гетер» Ваньки Тутушкина, у которого еще не выветрилось из
кудрявой головы классическое образование… Бросила мимолетный взгляд на пустой
стол, и в ее взгляде Бестужев подметил легонькое удивление. «Ага, –
подумал он почти весело, – ожидали, голубушка, полный стол фрухтов и конфект,
не говоря уж о шампанском? Фигушки, как изящно выражается Оленька Серебрякова…»
– Прошу вас, садитесь, Ирина Владимировна, –
сказал Бестужев, целуя ей руку. – Я так рад, что вы пришли…
– Хотите, открою маленький секрет? Я теряюсь перед
дерзкими, уверенными в себе мужчинами. А люди вашей профессии, ротмистр, меня
откровенно завораживают – этот восхитительный аромат тайны, коим вы
окутаны… Ни на что так не падки женщины, как на тайны…
