Ее грудь вздымалась чуточку чаще, чем следовало бы для
нормального дыхания, то, что открывало взору модное декольте, выглядело весьма
соблазнительно. Ага, вот и умелый пленительный взгляд из-под полуопущенных
длинных ресниц, многозначительный такой… Бери и укладывай в постель, никакого
отпора, за тем и пришла…
– Вы меня заинтриговали столь неожиданным приглашением,
ротмистр, – призналась она томным, грудным голосом. – Встречаться в отеле
– это несколько неприличное безумство, но я уверена, что блестящий
петербургский офицер сумеет сохранить все в тайне…
«Интересно, мадам, на скольких постелях в этом самом отеле
вы уже совершали неприличные безумства?» – так и вертелся у него на языке
вопрос. Но вслух он, разумеется, сказал совсем другое:
– Вы, право же, чрезмерно мне льстите, Ирина
Владимировна. Я, увы, рядовой служака не самого престижного ныне ведомства…
– Не прибедняйтесь, Алексей! – она кокетливо
погрозила пальчиком. – Все знают, что вы – посланец и фаворит всемогущего
Герасимова, наделены немаленькой властью… Вы согласитесь выслушать бедную
челобитчицу?
– Да, разумеется, – кивнул Бестужев,
констатировав, что дамочка умеет брать быка за рога.
– От ваших слов и ваших отчетов наверняка будет
зависеть многое. И не спорьте, я искушена в бюрократических тонкостях более,
чем вам представляется. На дворе – двадцатое столетие, Алексей, слабые женщины
понемногу эмансипируются, начинают разбираться в сложных мужских делах… –
Она слегка наклонилась к нему, выставив на обозрение декольте, доверительно
понизила голос: – Милейший ротмистр, я форменным образом умираю здесь от
смертной тоски. Скоро превращусь в скелет…
– Полноте, Ирина Владимировна, – улыбнулся
Бестужев. – Вы, право, восхитительны, я бы рискнул сказать,
божественны… – и, чтобы поторопить дальнейшие события, окинул ее
недвусмысленным, открытым мужским взглядом.
Рыбка заглотнула наживку. Дама промурлыкала еще интимнее:
– Алексей, я и в самом деле чувствую, что гибну. Эта
дыра… Скоро будут прожиты лучшие годы… Меж тем очень многое зависит от вас. Вы,
безусловно, в состоянии отразить в вашем отчете деятельность мужа таким
образом, так замолвить словечко, что перевод его в Петербург станет
реальностью… И не спорьте, вы в состоянии… Господи, как хочется в
Петербург! – вздохнула она искренне. – Викентий трудолюбив и не лишен
способностей, он может сделать хорошую карьеру… и служить надежной опорой тому
благодетелю, кто продвинет его из этой глуши. Вовсе не обязательно по судебному
ведомству, возможно ведь и перевестись гражданским чиновником в охранное
отделение или Департамент полиции… Вы ведь в состоянии это устроить при
необходимости, признайтесь?
– Пожалуй, – сказал Бестужев.
– Так сделайте это, Алёша… – Она наклонилась к
нему так близко, что Бестужев почувствовал на щеке теплое дыхание. Накрыла его
руку узкой изящной ладонью. – Можете мне поверить – благодарность моя
будет безгранична, я, честное слово, готова на все… Мы понимаем друг друга?
– Я вас прекрасно понимаю, Ирина Владимировна, –
сказал Бестужев. – А вот вы меня – не совсем…
– Простите? – она недоуменно подняла брови,
похожие на ласточкины крылья.
Вежливо высвободив руку, Бестужев встал. Сделав несколько
шагов по комнате, повернулся к ней:
– Ирина Владимировна… Вы, право же, очаровательны. Но
мне-то нужно другое… Нет, я не о постели.
– Все, что угодно, – ее взгляд стал чуточку
напряженным.
– Давайте обозначим акценты, – сказал Бестужев
твердо. – Я – не восторженный мальчишка, который в обмен на пару часов
неземного блаженства способен выполнить любой дамский каприз…
– Однако, какой вы… – она улыбнулись не без
цинизма. – Почему – «пара часов»? Я всегда к вашим услугам, и в Петербурге
тоже… Вы настолько пресыщены? Или… правду говорят про вас и эту белобрысую
дикую кошку?
– Вы меня не понимаете, – сказал Бестужев. –
Дело обстоит, простите, с точностью до наоборот… Я не стану продвигать вашего
мужа – прежде всего потому, что он откровенно тормозит мою работу этим своим
мнимым запоем. Ну какой из него запойный? Я их повидал достаточно… Мне просто
необходимо ознакомиться со следственным делом о смерти Струмилина, которое вел
ваш муж, но он, изображая запой, уклоняется от предоставления бумаг. Тут не о
продвижении впору вести речь, а о злостном препятствовании расследованию…
Понимаете?
– Люди не всегда вольны в своих решениях…
– Кто его попросил так сделать? – резко спросил
Бестужев. – Или – кто заставил? Только не говорите, что не знаете. С
вашим-то прагматичным умом… Кто?
На ее личике не было ни замешательства, ни удивления.
– Ротмистр, вы, должно быть, понимаете, что такое –
сложившаяся система отношений? Связей? Особенно здесь, в провинции?
– Прекрасный ответ, – сказал Бестужев. – Вы
не сказали ничего, но в то же время сказали слишком много… Кто?
Она медленно покачала головой:
– Простите, но прямой ответ многим чреват… Позвольте
папироску?
– Бога ради. – Бестужев поднес ей огня и с
удовольствием закурил сам. – Ирина Владимировна, вы очаровательны. При
других обстоятельствах я был бы у ваших ног… Но сейчас – другие игры. Коля
Струмилин был моим другом. Он не кончал самоубийством, его убили… Вы не
догадывались? Или догадывались, но предпочитали этого не знать? Его закопали,
как собаку, в неосвященной земле, за оградой кладбища… Ради его памяти, по
долгу чести я тут переверну небо и землю, но виновного найду…
– А вы не думаете, что это может быть опасно и для
вас? – серьезно спросила она.
Бестужев, поморщившись, мотнул головой:
– Я столько раз был под смертью…. Простите, но при
данных обстоятельствах я не могу никого щадить. Вы – умная женщина и должны
меня понять. Ладно, я не спрашиваю у вас имя… Я сам его найду. Но вот что я вам
скажу со всей безжалостностью… Ваш муж – человек умный и способный, если в
столь молодые годы сумел дослужиться до надворного советника, что по Табели о
рангах, как известно, соответствует армейскому полковнику… Но я, как вы
совершенно справедливо подметили, могу дать толчок его дальнейшей карьере… либо
погубить таковую надежнейше. При вашей-то осведомленности вы не можете не
знать, какие силы задействованы в этой игре. Какие люди… Даю вам честное слово
офицера: если ваш муж немедленно, нынче же не предоставит мне следственное
дело, я не просто отзовусь о нем в отчете отрицательно – я представлю его как
безответственнейшего типа, умышленно и злонамеренно чинившего мне препятствия.
Я составлю эту часть отчета так, что последствия для него будут самыми
плачевными. Только не упрекайте меня в жестокости, она – вынужденная… Вам уныло
в Шантарске? А как вы посмотрите на перевод вашего мужа в еще более унылые
места? Севернее по глобусу? Где никакой цивилизации нет вообще? Генерал Герасимов
в состоянии это устроить. Я не шучу, поверьте…
