Он распахнул дверь. Над головой мелодично брякнул
колокольчик. Из задней двери неспешно показался старичок в белом халате с
повисшим на шнурке пенсне.
– Положительно, эпидемия, – громко произнес он,
словно человек, привыкший разговаривать сам с собой. – Вам нужно знать,
куда ушел тот господин?
– Какой? – удивленно спросил Бестужев.
– В котелке…
– Нет, – сказал Бестужев. – Скажите, к вам не
заходил минут десять назад жандармский офицер…
– Иван Игнатьевич Рокицкий? Ну как же, как же… Только
он уже ушел…
– Зачем он приходил? – спросил Бестужев.
– Молодые люди, вы все трое, вместе взятые, впервые в
жизни заставили меня почувствовать себя персонажем авантюрного романа. А я,
между прочим, и в руки-то их не брал никогда, за исключением Дюма…
– Зачем он приходил? – настойчиво повторил
Бестужев, ничего не понимая.
– Сейчас, сейчас, молодой человек, я вам, как и
подобает персонажу авантюрного романа – пусть и случайному персонажу, –
дам точный ответ… Иван Игнатьевич дал мне… как это зовется… Патроны! И попросил
взвесить их на точных аптекарских весах.
– Патроны? Быть может, пули?
– Я, молодой человек, не служил в войске и охотою
никогда не увлекался… Такие металлические штучки…
Двумя пальцами Бестужев полез в карман, достал пулю от
струмилинского браунинга, извлеченную из матраца, показал старику:
– Похоже?
Тот насадил на нос пенсне, тщательно его укрепил,
присмотрелся:
– Один патрон был как две капли воды похож на ваш.
Такой же чистенький, целый. А второй… Побольше, немножечко деформированный,
грязный на вид…
– Взвесить? И вы взвесили?
– Ну конечно, молодой человек… простите, какой у вас
чин? Неловко как-то к вам обращаться «молодой человек», когда вы в форме, но я
в воинских чинах не разбираюсь совершенно…
– Ротмистр, – нетерпеливо сказал Бестужев.
– Простите, а чем ротмистр отличается от
штабс-ротмистра? – с неподдельным любопытством спросил старичок. –
Иван Игнатьевич – именно что штабс-ротмистр…
– Штабс-ротмистр – младше, а ротмистр – старше, –
выпалил Бестужев, переминаясь от нетерпения. – Как провизор и старший
провизор… Итак, вы взвесили пули?
– Конечно. Иван Игнатьевич – серьезный человек, надо
полагать, при служебном исполнении, мало ли какая может возникнуть нужда?
– И далее?
– Вот такая пуля, – он показал на ту, что Бестужев
все еще держал в руке, – весила четыре грамма четыреста тридцать два
миллиграмма. Другая, мятая и пачканая, – восемь граммов восемьсот
семьдесят три миллиграмма…
«Округлим удобства ради до девяти, – подумал
Бестужев. – Ну да, стандартная пуля от «Байярда» калибром девять
миллиметров. Маленький пистолетик, по размерам не превышающий карманный
браунинг, но значительно более убойный…»
– И что дальше?
– Мне показалось, Иван Игнатьевич то ли удивлен, то ли доволен…
Он меня попросил на рецептурном бланке написать краткий отчет о проведенном
мною взвешивании, расписаться и удостоверить печатью аптеки. Я, разумеется, не
отказал и в этой просьбе… Иван Игнатьевич поблагодарил и ушел…
– В какую сторону, вы не заметили?
– Направо. Вот, а вскорости пришел тот господин в
котелке, показал мне билет охранного отделения и попросил рассказать, зачем
заходил ко мне Иван Игнатьевич. Я, конечно, рассказал… Он спросил, в какую
сторону ушел Иван Игнатьевич… ах, нет, он этого не спрашивал, это вы только что
спросили… Простите, память не та… Он просто ушел. Ну, а теперь пришли вы… Право
слово, чистой воды авантюрный роман, все это несколько загадочно…
Не слушая дальнейшего, торопливо кивнув старичку, Бестужев
вышел. Посмотрел вправо. Как и следовало ожидать, ничего особенного там не
увидел. Ни Рокицкого, ни господина в котелке. Что же, Рокицкого кто-то вел?
Очень похоже. Куда он мог пойти? Жандармское управление – в противоположной
стороне…
– Молодой человек! – тронул его за рукав
старичок. – Я еще кое-что вспомнил. Мы с Иваном Игнатьевичем еще пошутили
насчет смысла его имени…
– То есть? – равнодушно спросил Бестужев.
– «Иван» ведь, хотя с незапамятных пор считается
исконно русским именем, происходит от греков. И означает по-гречески «благодать
божья». Вот я и пошутил – мол, меня нынче посетила божья благодать, сиречь
Иоанн, значит, мне должно повезти… Все крестильные имена наши произошли от
греческого…
– Бог ты мой! – воскликнул Бестужев так, что
старичок недоуменно отшатнулся. – Какой же я идиот! Конечно, от
греческого…
Он наконец-то ухватил ту самую ниточку, что долго
ускользала, сложил в воображении мозаику, так долго не дававшуюся. Такое
частенько случается: легкий толчок, абсолютно незначительная на первый взгляд
фраза или событие – и задача решена. Конечно, по-гречески!
Уже не обращая внимания на старичка, он быстрыми шагами
пересек улицу, громко спросил еще издали:
– Василий, Всехсвятская, восемь, где-то неподалеку
отсюда?
– Так точно, – ответил Зыгало. – Во-он, за
угол завернуть, улицу перейти – и там он, восьмой, доходный дом купчихи…
– За мной! – крикнул Бестужев, опрометью кидаясь
вперед.
Он бежал что есть мочи, придерживая шашку, прижимая к боку
картонную папку со следственным делом, уже не боясь выглядеть со стороны смешно
и нелепо, – сейчас такие мелочи нисколечко не волновали, потому что он
более всего на свете боялся опоздать.
Сзади, словно сваезабоечная машина, топотал Зыгало. Едва не
сшибив с ног шарахнувшегося прохожего в мещанской чуйке, Бестужев свернул за
угол, пронесся по тротуару, чудом разминулся с выезжавшей со двора телегой,
вбежал в парадное. Вырвав из кобуры браунинг, дослал патрон в ствол, засунул
пистолет за кушак, чтобы был под рукой. Над ухом шумно дышал Зыгало.
– Достань наган, – распорядился Бестужев. –
Сорок первая квартира, я пойду с главного входа, ты ломись с черного. Брать
живым, непременно живым, кто бы там ни был, хоть губернатор… Ясно тебе?
– А чего ж, – пробасил великан-городовой, звонко
взводя курок солдатского нагана. – Дело знакомое…
Взбежав по ступенькам, Бестужев принялся дергать шнур
звонка, слыша, как в квартире отчаянно дребезжит колокольчик, – но не
слышно ни шума, ни шагов, никакого шевеления…
Швырнув папку на пол, он отбежал к противоположной двери,
примерился, выставил правое плечо вперед – и могучим рывком обрушился на
двустворчатую дверь сорок первой квартиры. Дверь выдержала, а вот замок
поддался, язычок с треском вылетел из паза. Держа пистолет наготове, отведя
вниз предохранитель большим пальцем, Бестужев ворвался в квартиру.
