— Что ты имеешь в виду?
— Я имею ввиду, что хочу смыться отсюда, но не хочу стать
обедом для какого-нибудь беглеца из второсортного фильма ужасов. Четверо или
пятеро из нас могут сходить и проверить ситуацию в аптеке. Своего рода пробный
шар.
— Это все?
— Нет, есть еще одно дело.
— Что еще?
— Она, — сказал Миллер и ткнул пальцем в направлении одного
из средних проходов. — Эта сумасшедная стерва. Ведьма.
Указывал он на миссис Кармоди. Она уже была не одна: к ней
присоединились две женщины. По их яркой одежде я заключил, что они из тех,
которые приезжают сюда на лето, дамы, оставившие, может быть, дома семьи, чтобы
«сгонять в город и купить кое-что», и теперь съедаемые беспокойством за своих
мужей и детей. Дамы, готовые ухватиться за любую соломинку. Даже за мрачные
утешения миссис Кармоди.
— Она — это еще одна причина, почему я хочу убраться отсюда,
Дрэйтон. К вечеру рядом с ней будет уже человек шесть. А если розовые твари и
птицы вернутся сегодня ночью, завтра утром у нее будет целая конгрегация. И
тогда уже нужно будет беспокоиться о том, кого она прикажет им принести в
жертву, чтобы результат был получше. Может быть, меня, или тебя, или этого
Хатлена. Может, твоего сына.
— Бред какой-то, — сказал я.
Но так ли это? Холодок, пробежавший у меня по спине,
подсказывал, что, может быть, он прав. Губы миссис Кармоди двигались и
двигались, а дамы-туристки, следили за ее морщинистыми губами. Бред? Я вспомнил
пыльные чучела, пьющие воду из зеркального ручья. Миссис Кармоди обладала
какой-то силой. Даже Стефф, обычно рациональная и рассудительная, упоминала ее
имя с некоторой настороженностью.
«Сумасшедшая стерва, — назвал ее Миллер. — Ведьма».
— Люди, собравшиеся здесь, испытывают не себе сейчас нечто
подобное воздействию восьмого круга ада, — сказал Миллер и, показав жестом на
выкрашеные красной краской рамы, обрамляющие стекла, перекошеные, выгнутые,
потрескавшиеся, добавил: — их мозги сейчас как вот эти рамы. Уж про себя я
точно могу сказать. Половину прошлой ночи я думал, что я свихнулся, что на
самом деле я в смирительной рубашке где-нибудь в Данверсе, что я просто
вообразил этих розовых тварей, доисторических птиц, щупальца, и все это
исчезнет, когда войдет хорошенькая медсестра и вколет мне в руку
успокоительного. — Его маленькое лицо побелело и напряглось. Он посмотрел на
миссис Кармоди, затем снова на меня. — Я скажу тебе, что произойдет. Чем больше
люди свихиваются, тем лучше для некоторых из них она будет выглядеть. И я не
хочу тут оставаться, когда это случится…
Утром Билли чувствовал себя уже лучше. Он был бледен, мешки
под глазами от слез, выплаканных ночью, еще не прошли, лицо имело изможденный
вид, и чем-то оно теперь напоминало лицо старика. Но он все еще мог смеяться,
по крайней мере до тех пор, пока снова не вспоминал, где находится и что
происходит.
Мы сели вместе с Амандой и Хэтти Терман, попили кофе из
бумажных стаканчиков, и я рассказал им, что с несколькими людьми собираюсь идти
в аптеку.
— Я не хочу, чтобы ты ходил, — немедленно заявил Билли,
мрачнея.
— Все будет в порядке, большой Билл. Я тебе принесу комиксы
про Спайдермена.
— Я хочу, чтобы ты остался. — Теперь он был не просто
мрачен, теперь он был испуган.
Я взял его за руку, но он тут же ее отдернул.
— Билли, рано или поздно нам придется отсюда выбираться. Ты
ведь это понимаешь?
— Когда туман разойдется…
— Билли, мы здесь уже почти целый день.
— Не надо, чтобы мальчик сильно надеялся на это, Дэвид, —
сказала миссис Терман.
— Черт возьми! — взорвался я. — Нужно ему хоть на что-то
надеяться!
Миссис Терман опустила глаза.
— Да. Может быть.
Билли ничего этого не заметил.
— Папа… Там же всякие чудовища, папа.
— Мы знаем. Но большинство из них — не все — выходят только
ночью.
— Они подстерегут вас, — прошептал Билли, глядя на меня
огромными глазами. — Они будут вас ждать в тумане, и, когда вы будете
возвращаться, они вас съедят. Как в сказках. — Он крепко обнял меня с какой-то
панической страстностью. — Не ходи, пожалуйста, папа.
Осторожно расцепив его руки, я объяснил, что должен идти.
— Я вернусь, Билли.
— Ладно, — произнес он хрипло, но больше не смотрел на меня.
Билли не верил, что я вернусь, и это было написано на его лице, уже не гневном,
но печальном и тоскующем.
Я снова подумал, правильно ли делаю, подвергая себя такому
риску, но потом взгляд мой случайно остановился на среднем проходе, где сидела
миссис Кармоди. Когда я прошел уже три четверти пути, меня догнала Аманда.
— Ты, в самом деле, должен это сделать? — Спосила она. Щеки
ее раскраснелись, а глаза стали зеленее обычного. Она боялась, очень боялась.
Я пересказал ей свой разговор с Деном Миллером. Загадка с
машинами и тот факт, что никто не пришел к нам из аптеки, ее не очень тронули.
Зато она всерьез отнеслась к предположениям относительно миссис Кармоди.
— Возможно, ты прав, — сказала она.
— Ты серьезно в это веришь?
— Не знаю. Но в этой женщине что-то жуткое есть. А если
людей пугать достаточно сильно и достаточно долго, они пойдут за любым, кто
пообещает спасение.
— Но человеческие жертвоприношения, Аманда?
— Ацтеки это делали, — сказала она ровно. — Послушай, Дэвид.
Ты обязательно возвращайся. Если что-нибудь случится, хоть что-нибудь, сразу
возвращайся. Бросай все и беги. Возвращайся ради сына.
— Хорошо. Обязательно.
— Дай бог тебе… — Она выглядела усталой и постаревшей. Мне
пришло в голову, что так выглядим почти все мы. Но не миссис Кармоди. Миссис
Кармоди стала моложе и как-то ожила. Словно она попала в свою среду.
Собрались мы не раньше 9:30 утра. Пошли семеро: Олли, Ден
Миллер, Майк Хатлен, бывший приятель Майрона Ляфлера Джим, Бадди Иглтон, я.
Седьмой была Хильда Репплер, хотя Миллер и Хатлен вполсилы пытались ее
отговорить. А я подумал, что она может оказаться более подготовленной к
неизвестному, чем любой из нас, за исключением, может быть, Олли. В одной руке
миссис Репплер держала небольшую полотняную сумку, загруженную аэрозольными
банками с инсектицидами, уже без колпачков и готовыми к употреблению. В другой
руке она несла теннисную ракетку.
