Стоит ли восклицать: «Ужасный век!»
Мы сами делаем время ужасным.
За что и платим дорогой ценой.
А ведь вполне хватило бы любви и нежности. Ко времени жизни, так чудесно дарованной. Ко всему, что живет рядом и готово радоваться вместе с тобой.
К тем единственным, неповторимым близким людям, чья жизнь так же недолговечна и трепетна, как и твоя.
Вот этого – кротости, любви и нежности – хочется вымолить для будущего».
Так писала Света своей подруге. Именно этого: победы добра, любви и великодушия ждали они от грядущего тысячелетия. И разве только они!
В январе она заразилась свирепым австралийским гриппом. Потемпературив несколько дней, приходила в себя, листала модные журналы, смотрела телевизор в одиночестве. Программы шли занудные: любимый итальянцами футбол, дурацкие телеигры. Наконец наткнулась на передачу про потерявшихся, пропавших бесследно людей. Полезная штука: иногда старый больной человек лишается памяти, уходит из дому, а благодаря ТВ его находят. Таких как раз и легче всего обнаружить. Но вот куда деваются люди молодые и в здравом уме? Ведущая с жаром излагала таинственные истории исчезновения буквально среди бела дня. Воспринимались эти рассказы, как увлекательный жуткий детектив.
Вдруг на экране появилось задорное молодое лицо привлекательной, яркой смеющейся девушки.
– Эта красивая двадцатидвухлетняя русская исчезла из квартиры в Риме, где она жила почти три года. Все осталось в полном порядке, ценные вещи не украдены, ее новенькая симпатичная малолитражка по-прежнему припаркована на стоянке у дома.
Теперь Света уже глаз не могла оторвать от мерцающего «ящика».
Рассказ оказался подробным, съемочная группа постаралась, работая на целевую аудиторию, домохозяек. Зрителям сообщали детали: кем работала пропавшая бесследно красотка, как жила (соседи говорили, что она им очень нравилась: приветливая, вежливая, спокойная, описывали ее гостей, собачку, которая, кстати, тоже исчезла). Все сходились на том, что это исчезновение – дело рук распоясавшейся русской мафии.
Кто-то, сидящий у телеэкрана, наверняка сейчас посмеивался, не веря ни одному слову. Свету же охватила паника. Живо вспомнилось свое: наивно припрятанные доллары, собственные слова: «Хорошо, договорились», сказанные на прощание незнакомцу просто так, чтобы поскорее от него отвязаться. Однако такие, как он, не забывают, от «своего» не отказываются. Вон эта бедная девчонка – три года тихо-спокойно жила, работала – и все. Ее не убили, Света почему-то именно так чувствовала: пришли по-тихому, приказали, забрали. Пригрозили чем-то. Жизнью родителей, например. Или ничем не угрожали – она все и без угроз поняла. Взяла свою собачку – и под чужим паспортом улетела в далекие края с таким вот, как ее, Светкин, «жених».
После этой передачи Света опять надолго лишилась покоя. Странно, иррационально, смешно. Но так устроен мир: опасность чувствует только тот, кому она по-настоящему грозит. И то, кстати, далеко не всегда. А Светка – чувствовала. И чувство это ее изматывало, лишая жизненных сил.
Она никак не могла выздороветь: кашляла, сипела. Марио решил: пора сменить обстановку, едем продышаться, неделя солнца, теплого моря, совсем другой жизни: все сразу пойдет веселей.
Свете не хотелось лететь далеко. Сил на перелет не оставалось совсем.
Марио спросил:
– На Сардинию поедем?
– Поедем, – кивнула. Вот и весь выбор.
Отель, в котором они останавливались во время свадебного путешествия, оказался закрыт до марта. Выбрали другой, не хуже, только без отдельных бассейнов. Какая разница? Ей попросту хотелось морским воздухом подышать.
И правда, море помогло. Теплое, лазурное, бесконечное. Бархатный песок на пустынном пляже, тишина, безлюдье. Конечно, в первый день обгорела: не ожидала, что февральское солнце может оказаться опасным. Только на отдыхе понимаешь, как сильно измотан. Марио отсыпался днем, вечером. Зато ночью стал просыпаться. Организм набрал свое количество релакса. Однажды они с пяти утра лежали без сна, ласкались, болтали. Потом вышли на балкон, смотрели, как появляется из воды пылающий оранжевый парашют – солнце, как море на мгновение кажется охваченным пожаром.
Наконец спустились вниз, в сад. Марио хотел поплавать в бассейне, но вода показалась холодноватой – утренняя свежесть вызывала озноб.
Неподалеку от большого бассейна нашли небольшую ванну-джакузи, с подогревом. Света обожала понежиться в клокочущей, булькающей воде. Поместиться в нем одновременно могли три человека, не больше. Блаженство!
– Чувствую, скоро снова начну засыпать, – заметил Марио.
– Если б знали ночью, что тут такая прелесть есть, сразу прибежали, вода убаюкала бы, – сонно вздохнула Света.
Засыпать утром никак нельзя, надо было как-то бодриться, иначе весь день пойдет насмарку.
Из-под широких полей своей соломенной шляпы, закрывающей лицо, Света принялась смотреть по сторонам.
Неподалеку, чуть ближе к большому бассейну лежала парочка. Вернее, мужчина лежал, подставив солнцу загорелую спину.
«Пятки, как у рембрандтовского блудного сына, жалобные какие-то, косолапые», – подумалось.
Хотя чего жалкого может быть в мужике, отдыхающем в таком отеле?
Девушка же, спутница его, в такой же точно, как у Светы, широкополой шляпе, сидела на лежаке, листая толстый глянцевый журнал.
«Красивая, – позавидовала Света стройным ногам, – интересно, кто: американка, француженка? Скорее всего, американка, длинноногая, светленькая. И как уже загореть успела!..»
– Ге-ен, Гена-ай, слышь, – протянула «американка» на родном русском языке, – ну, Ге-ен, ну, слышь, не дрыхни…
– Твои земляки, да, Кьяра? – улыбнулся Марио.
Света кивнула, дав глазами понять: «Не мешай, дай послушать».
Она соскучилась по звукам родной речи. Когда случалось в миланской толпе услышать голоса соотечественников, каждое незначительное слово казалось драгоценным, тягучим, как густой мед. Хотелось его повторять, взвешивать, пробовать языком.
Правда, попадая за границу, некоторые наши сограждане перестают стесняться в выражениях, уверенные, что в чужой далекой стороне их никто не поймет. Как-то раз Света водила по Милану известного московского писателя, приехавшего в Италию по приглашению издательства, с которым теперь, благодаря книге о Любином муже, у нее наладилось сотрудничество. Писатель, нестарый, удалой дядька, веселил ее своими меткими и не очень приличными замечаниями по поводу открывающихся «картин городской жизни». Навстречу им плыли две юные девушки – неземной, инопланетной красоты. Писатель легонько подтолкнул Свету в бок и сказал: «Боттичелли». Остановился полюбоваться. Девушки приближались, меланхолично, по-лунному, переговариваясь.
– Засадил мне по самые гланды, – донеслось до ушей тонких ценителей женской красоты.
