А мне говорит: «Ты многим должна». Я ему: «Как так – должна? У меня долгов нет». – «Хочешь сына спасти? Проси прощения у всех, кому должна». И все. Мы ушли, я ничего не поняла. Ехали домой, все думала-думала. А приехали, парень мой упал – встать не может. Инсульт! У мальчишки, которому за двадцать немного, – инсульт, представляете! Допрыгался: жить не хочу! Парализовало полностью. Глазами смотрит – вижу: все понимает. И глазами мне на тот угол, где икона Спасителя висит, все показывает. Он, мол, меня наказал. За слова мои у старца. Тут я все поняла! Не зря ездили. На ноги-то я его поставлю! Но пока поставлю, будет он дома, никуда не убежит. За лежачим ухаживать что? Тьфу! Ты вот за ходячим угонись! И, представляете, у меня с души камень упал и рассыпался! В песок. Стала я легкая, счастливая. Ухожу на работу, у меня она посменная, ухожу – он лежит, накормленный, сухой, в памперсе. Папка с работы придет, покормит… Покой в дом вернулся! И стала я думать, что за долги такие кому должна. И ведь дошло до меня! Долги – это обиды! Я людей много обижала. Характер был тяжелый. Рубила сплеча, не думала, как другим-то будет после моих слов или действий. Жила, как медведь в лесу. Он идет, дороги не разбирает, валежник хрустит только. А ему хоть бы хны. Прется себе, куда надумал. Вот и я…
Стала вспоминать. Прошу, молюсь, Господи, подсоби, помоги вспомнить! И такие воспоминания пошли! Стыд! Душу терзали. На части рвали. Кому я какое слово когда сказала. С каким лицом человек от меня ушел. Каково ему было? Вся чужая боль, что из-за меня получилась, вернулась ко мне тогда. И начала я долги отдавать. Прощения просить. Прилюдно просила прощения у тех, кого когда-то задевала. Люди диву давались: что это со мной сталось. А я ничего! И препятствия не осталось, гордыни, что, мол, как это я себя так опущу перед другими. Легко было. Так год прошел, другой. Сынок у меня поправляться начал. Заговорил. Логопед к нам ходила – чудесная женщина, так помогла, так помогла! Заговорил мой сынок и сказал нам с папой: «Как это я мог такое делать? Не понимаю сейчас!» А я все вспоминала и вспоминала, что натворила прежде. Стал он у меня руками шевелить, потом сели мы, да, мой хороший?
Cын старательно кивнул.
– Теперь вот ходим уже! Одна ножка вообще хорошая, а вторая – ничего, выправится. Все здоровы, слава богу! Вам что старец сказал?
Женщина оставалась женщиной. Любопытство брало верх даже над драмой собственной жизни.
– Он сказал, что я – Христов воин! – похвастался Андрейка, до этого с огромным вниманием слушавший рассказ.
– Ох ты, мальчик золотой, светлый! Смотри, осторожно, бойся чужих, которые удовольствие сулят, – заворковала рассказчица.
Света догадалась, что должна и от своего имени что-то произнести.
– Сказал, чтоб я нашла правильную дорогу и по ней шла. И что я другим помогу.
Женщина внимательно вгляделась, словно вобрала в себя взглядом весь Светин облик.
– Он мало кому так говорит. Это он в вас что-то увидел, – произнесла она со значением.
– А вам? Что он вам сегодня сказал?
– А мне сказал, что пока не исправлю зло причиненное, покоя мне не будет. Я же и вспомнила то зло. Еще раньше. И покаялась в нем. Но старец велел искать ту, которой я жизнь искорежила. А как же я найду? Не найти. Он сказал: помогут тебе. Ждать буду. В тот раз все по его получилось и сейчас – знаю – получится. Не представляю как. Вот я вам расскажу. Это все было, когда беда наша полыхала самым страшным пламенем. Такая у меня ненависть сердце жгла! И в каждом я видела врага, из-за которого с нами случилось самое худшее. А работаю я на таможне, в аэропорту. Сейчас в начальниках. А тогда смотрела за вылетающими-прилетающими. И вот попалась мне под руку девушка. Красивая такая, взгляд не оторвать. Из всех выделялась. Идет такая мне навстречу, не от мира сего. Благополучная, видно, что из богатых. Ну, я и решила устроить ей шмон. Чтоб поняла, что почем. Думала, а вдруг найду у нее что? Упеку ее тогда, чтоб счастьем тут перед нами, бедными, не светилась…
Это я сейчас так все по полочкам разложила: почему и зачем… А тогда – просто зло на нее взяло, до озноба… Аж в глазах потемнело…
Света не верила своим ушам. Она слушала теперь, не отводя глаз от лица говорящей. Ей казалось, она ее узнавала. Как из тьмы проступали черты ранее незнакомого облика.
– А что она вам сделала? – задала она вопрос, понимая, насколько он лишний.
– Ничего, милая, она мне не сделала. А я ей сделала. Раскурочила ей все вещички ее. И это еще полбеды. Она нормально держалась. Не понимала ничего, но спокойно ждала, когда все кончится. И вот это ее спокойствие мне и не давало ее отпустить. Уже мой напарник говорит ей: идите. И шла бы она… И все… Не горело бы сейчас мое сердце. А я… Стыдно мне это говорить. Но я знаю, что должна. Это тоже покаяние. Никуда от него не уйти.
– Я знаю, что вы сделали дальше, – сказала Света. – И хотите, за вас доскажу?
Она будто заново пережила сейчас всю историю с Инкой. Весь этот дикий ужас российской жизни, когда свою боль и беду обязательно распыляют толстым слоем над головами ни в чем не повинных, случайно под руку попавшихся людей. На какое-то мгновение она даже ощутила некое злорадное чувство: вот, на тебе, за то, что по твоей вине моя подруга, созданная любить, рожать, сидит в своем убежище. Но что уж радоваться чужой беде. Не это сейчас главное. Главное: как все сошлось. И – почему!
– Что вы знаете? Как? – говорила пораженная женщина.
– Как я знаю? Во всех подробностях. Вот: вы остановили ее и выхватили из кармана пальто маленького мягкого медвежонка… А потом распороли…
– Да! Да… Так… И она закричала. И ее, босую, она туфли не захотела надеть, я там в подошвах ковырялась… Ее вывел Николай, напарник… И я тогда ее не жалела! Я радовалась, что сумела ее вывести из себя, слез добилась, крика. Дома мужу рассказала, какую фифу задержала заморскую. В красках. Нет, не жалела. Потом… Потом все пришло. И так терзало, словно орел печень клевал. Вы – знаете ее? – воскликнула женщина, словно очнувшись.
– Это моя самая близкая подруга. С детства. Она долго болела потом. И сейчас… Не может с людьми. Живет вдалеке от всех.
– Я ее имя помню.
– Инна, – сказала Света.
– Да, – кивнула женщина и встрепенулась. – Вы видите, что произошло сейчас! Это же чудо явленное! Я через вас, если вы поможете, попрошу у нее прощения. Столько буду просить, сколько надо. Я наказанная так, как мало кто.
– А она за что наказанная?
– Ни за что! За меня! – Женщина расплакалась.
Света поняла, что должна сделать. Она достала мобильник и выбрала имя Инуся. Пошли гудки.
– Светик! – сказала трубка радостным Инкиным голосом.
– Инка! Послушай, что произошло. Хорошее, правда. Только ты соберись с духом. Тут… Я у старца была с Андрейкой… Потом расскажу. И мы в купели окунались! Смогли, да… Потом тоже об этом. И – Инночка – я после купели говорю сейчас с той таможенницей, которая тогда Малю… Только слушай… Она помнит все. И раскаивается. Очень. Все годы. Ей старец велел всех вспомнить. И у всех прощения просить. У нее сын парализованный. Она помнила о тебе и терзалась, что не сможет тебе сказать, как виновата. А мы встретились! Ведь это не случай! Ты сможешь с ней поговорить, Ин?
