Выбрал он, конечно, второй вариант, потому что уж очень сильно был обижен на мать. Ей бы хоть с чуть большим уважением разговор завести, хоть до дома переждать. Но так… Нет, это было просто невозможно – вернуться домой как ни в чем не бывало.
Аспирант жил один, но в комнате его пустовала вторая кровать. Он радушно принял изгнанника, всучил ему чей-то пропуск, чтобы можно было беспрепятственно проникать на ночлег. Все это казалось сказочным чудом. И Ленинские горы, и парк вокруг университета, и скоростной лифт, и комната на высоком этаже. В главном здании, в студенческой столовой, можно было бесплатно брать хлеб, соль, горчицу и чай. И даже при полном отсутствии денег как-то держаться некоторое время на плаву.
При первом же знакомстве состоялся у них долгий разговор о жизненных перспективах.
– Учись, – велел аспирант. – Трудовую школу прошел, теперь берись за ум и учись. Потом сюда поступишь.
Мишка, кстати, как человек, не умеющий быть жестоким и злопамятным, родителям перед сном позвонил и сообщил о своем окончательном решении в отчий дом не возвращаться, но все силы бросить на учение, исправиться и все такое.
Он ездил в свою школу, сдавал долги, исправлял двойки и колы. Все оказалось совсем не трудно. Мать постоянно приходила к началу занятий. Просила вернуться. Мишка через какое-то время ее простил, но возвращаться отказался.
– Увидишь, там, где я сейчас, лучше всего. Там правильно. Я выучусь, встану на ноги. А с вами мы будем видеться.
Его благодетель подсказал, как можно, не особо напрягаясь, зарабатывать себе небольшую копеечку на сытую жизнь. Мишка пристроился в несколько газет внештатным корреспондентом. Хорошо, что писал он легко и быстро. И вот после школы, когда аспирант обычно сидел в библиотеке, Мишка выстукивал на его машинке пару-тройку заметок. Постепенно пошли гонорары. Дома тоже как-то попривыкли и успокоились: видели имя сына в газетах, знали, что в школе все пошло в гору.
В июле аспирант на месяц уехал на родину, в общежитии делали ремонт, надо было куда-то съезжать, но тут повезло. В одной из его газет затеяли писать репортажи про пионерское лето и отрядили Мишку с фотографом исследовать это самое лето. Он побывал и на море, и в горах, и под Питером, и на Селигере. Везде останавливались на неделю, вживались. То лето стало одним из лучших в его жизни. Работа есть, еда есть, крыша над головой – тоже. И все – заработанное собственным трудом. Кроме того, имелось четкое понимание перспектив и дальнейших жизненных целей. Он уже знал, что, проучившись в школе последний год, будет поступать на журфак, а куда же еще? В сентябре он снял в огромной коммуналке крохотную комнатенку, когда-то, до революции, скорее всего, бывшую кладовкой. В ней помещались только кровать и тумбочка. Даже стул уже не влезал. Зато были колоссальные преимущества: цена вопроса и местоположение. Жил он теперь в двух минутах ходьбы от журфака. Перевелся в школу поблизости. Далось с трудом, но похлопотала газета. Ходил на подготовительные. Полностью отвечал за себя.
Разумеется, он поступил. Кроме того, его зачислили в штат. Михаил стал полноправным газетным сотрудником.
Видимо, иногда человеку нужен какой-то сильный толчок извне. И если он не идиот, полетит тогда по заданной орбите в нужном направлении. Многие о подобном мечтают, но осмеливается мало кто. Или мало кого судьба толкает с подобной силой.
Удивительно, но с Ленкой он больше никогда не встретился. Даже случайно. И не слышал ничего про нее. С дворовыми друзьями-то резко перестал общаться, вот и иссяк поток информации.
Только совсем недавно у себя в кабинете смотрел по ТВ некую аналитическую программу об особенностях отечественной экономики и обратил внимание на одну участницу, бойко выплескивающую из недр интеллекта мудреные формулировки – одна непонятнее другой. Толстенькая, круглощекая, с нелепым платочком на шее. Кого-то она ему напомнила. Никак не мог сообразить. На экране возникла надпись: Воробьева Елена Вячеславовна. Доктор экономических наук. Москва. И вдруг он признал: Ленка! Его Ленка из дворницкой! Не пропала… Впрочем, такая не пропадет ни при каком раскладе. Похоже, замужем. Фамилия ее была прежде другая. То ли Голованова, то ли Головина. Что-то такое. И дети, наверное, есть. Впрочем… У него тоже дети… Дочь. А в дворницкой запирались они вдвоем, никто его не неволил. И совет добрая девчонка ему верный дала. И злобы в ней никогда не было. Каждый выживал как мог. Справлялся со своим телом как умел.
Да. Такие, брат, дела.
Верка, похоже, влюбилась. А Полина пронюхала и сотворила что-то душедробительное. Она все может. Маленькая, но танк на скаку остановит, не то что коня. Странно, что Верка к отцу не пошла, вот что. Странно и страшно, между прочим. Очень и очень страшно. Хорошо, ладно, он, Михаил, сам сбежал в свое время. Но время-то было другое! И страна – другая. И люди – с готовностью помочь, а не отнять последнее, вплоть до жизни. Сейчас сбегать – мероприятие крайне опасное и чреватое… Тем более девчонке.
Миша припарковался и, выходя из машины, набрал Любкин номер.
– Пап, я на уроке, – прошептала дочь.
– Так выйди. Мне срочно, – приказал отец.
Слышно было, как Любка, умильно и лебезиво, что только девчонки умеют, когда им очень надо, просилась выйти и была отпущена.
– Что, пап? – взволнованно спросила Любка уже нормальным человеческим голосом.
– Вера – влюбилась? Отвечай честно. Это чтоб понять, где искать. Инфа только для меня.
Любка на секунду замялась. Взвешивала, видно, за и против. Сообразила, что дело серьезное.
– Папа, да. Она влюбилась. Но ее любовь односторонняя. Без взаимности.
– Ты уверена?
– Он даже не знает, пап.
– Ты знаешь, а он не знает… Интересно.
– Я знаю, потому что мы лучшие подруги. Так бывает.
– Да. Ты права. Так бывает. А он – кто? Мне бы с ним переговорить.
– Нет, пап. Это к делу не относится. Это тут совсем ни при чем. И кто он, я тебе не скажу. Я слово дала и буду его держать.
– Ладно, давай, пока.
Нет, в жизни что-то еще осталось от прежнего. Дружба, например. Иногда даже – по-настоящему честное слово. Редко, правда. Но бывает.
Ничего. Прорвемся и так.
Сейчас вот только с Зудиной Валентиной встречусь на пару минут и возьмусь вплотную Верку искать, успокоил себя Михаил, взбегая по ступенькам вокзала.
5. Ничего не бойся!
Валентину Зудину он узнал сразу. Просто потому, что у памятника только она и стояла: строгая девица в форме проводника железной дороги.
– Михаил?
– Валентина?
Просто космическая перекличка получилась.
Оба улыбнулись.
– Я сразу к делу. Давайте отойдем, вон там присесть можно, – начала девушка. – У меня времени мало. Но человека надо спасти. И так получается, что только ваши координаты у человека есть.
