«Вы знаете, что-то в этом есть, Хенри», – сказал агент.
«Как-то я узнал, что нельзя зажигать три сигареты одной спичкой. Не знаю даже
откуда. Затем я узнал, что это пошло из окопов Первой мировой войны. Немецкие
снайперы словно поджидали того момента, когда англичане начнут прикуривать от
одной спички. После первой сигареты вы слышали звук выстрела. После второй вы
чувствовали, как снаряд проносится мимо. А после третей вам сносило голову. Но
знание об этом ничуть не изменило меня. Я так и не могу зажечь три сигареты от
одной спички. Одна часть моего „я“ говорит мне, что я могу зажечь хоть двадцать
сигарет от одной спички. Но другая часть – тот самый зловещий голос, своего
рода Бори Карлофф внутри нас – говорит при этом: „Попробуй только сделай так, и
тогда…“
«Но ведь сумасшествие и суеверие – это не одно и то же?» –
робко спросила жена писателя.
«Вы полагаете?» – сказал редактор. «Жанна д'Арк слышала
голоса с неба. Некоторые люди думают, что ими владеют демоны. Другие видят злых
духов… или чертей… или форнитов. Те слова, которыми мы описываем безумие,
подразумевают существование суеверия в той или иной форме. Мания…
ненормальность… иррациональность… лунатизм… безумие. Для сумасшедшего
реальность искажена. Целостное „я“ восстанавливается, но обнаруживает себя в
той самой маленькой комнатке с револьвером».
«Но в тот момент рациональная часть моего „я“ была все еще
со мной. Кровоточащая, покрытая синяками и сильно испуганная, но все еще на
своем месте. Она говорила: „Все в порядке. Слава Богу, завтра, когда ты
протрезвеешь, ты сможешь вставить все вилки обратно в розетки. Играй в свои
игры, если тебе так хочется. Но не больше. Не заходи слишком далеко“.
„Рациональный голос моего „я“ был испуган не зря. В нашей душе есть что-то
такое, что непреодолимо влечет нас к безумию. Каждый, кто смотрит вниз с края
крыши высокого здания, чувствует хотя бы слабое болезненное желание спрыгнуть
вниз. И каждый, кто хотя бы один раз приставлял заряженный револьвер к виску…“
«Ой, не надо», – воскликнула жена писателя. «Пожалуйста, не
надо». «Хорошо», – сказал редактор. «Я просто хочу сказать, что даже очень
благополучный человек всегда имеет безумие у себя под боком. Я абсолютно уверен
в этом. Рациональность вшита в наш мозг на живую нитку». «Отсоединив все
приборы, я отправился в кабинет, написал Рэгу Торпу письмо, запечатал его в
конверт, наклеил марки, вышел с ним на улицу и отправил его. Я не помню, как я
совершал все эти операции. Я был слишком пьян. Но я сделал вывод, что я
все-таки совершил их, так как утром я обнаружил рядом с машинкой копирку, марки
и коробку с конвертами. Письмо было достойно того состояния, в котором я его
написал. Оно сводилось к тому, что врагов привлекают не только форниты, но и
электричество. Избавьтесь от электричества, и вы избавитесь от врагов. „Чертово
электричество может управлять нашими мыслями, Рэг. Контроль над биотоками
мозга. Есть ли у твоей жены миксер?“
«Похоже, вы начали писать письма в газету», – сказал
писатель.
«Да. Я написал это письмо в пятницу вечером. В субботу утром
я проснулся в одиннадцать часов и лишь смутно помнил, что я натворил прошлым
вечером. Жесточайшие уколы стыда, когда я подключал все приборы. Еще более
жестокие уколы стыда – и страха – когда я прочел копию своего письма Рэгу. Я
перерыл весь дом в поисках оригинала, изо всех сил надеясь, что не отправил
его. Но я отправил его. Весь день я обдумывал свое решение бросить пить. Я был
уверен, что брошу».
«В следующую среду пришло письмо от Рэга. Одна страничка от
руки. Знакомые значки испещряли страницу. В середине было написано: „Ты был
прав. Спасибо, спасибо, спасибо. Рэг. Ты был прав. Теперь все в порядке. Рэг.
Огромное спасибо. Рэг. Форнит чувствует себя хорошо. Рэг. Спасибо. Рэг“. „О
Боже мой“, – сказала жена писателя. „Держу пари, его жена была в бешенстве“, –
сказала жена агента.
«Она не была в бешенстве. Потому что это сработало».
«Сработало?» – переспросил агент. «Он получил мое письмо в понедельник с
утренней почтой. В понедельник днем он пошел в контору энергетической
подстанции и попросил отключить ему электроэнергию. Джейн Торп, разумеется,
билась в истерике. У нее была электрическая плита, у нее действительно был
миксер, швейная машина, комбайн для мытья и сушки посуды… короче, вы понимаете.
К вечеру понедельника, я уверен, она готова была оторвать мне голову».
«Но поведение Рэга убедило ее в том, что я был настоящим
волшебником, а не таким же сумасшедшим, как ее муж. Он усадил ее в гостиной и
поговорил с ней абсолютно разумно. Он сказал, что знает, что его поведение
может показаться странным. Он знал, что она будет обеспокоена. Он сказал ей,
что чувствует себя значительно лучше, когда электроэнергия отключена и что он
поможет ей преодолеть все трудности, этим вызванные. А потом предложил зайти
поболтать к соседям».
«Уж не к агентам ли КГБ с целым фургоном радия?» – спросил
писатель. «Именно. Джейн была абсолютно сражена. Она согласилась пойти с ним,
но, как она потом призналась мне, готовила себя к какой-нибудь отвратительной
сцене. Обвинения, угрозы, истерия. Она собралась уже бросить Рэга, если ему не
станет лучше. Она сказала мне по телефону в тот вечер, что дала себе обещание:
отключение электричества – это предпоследняя капля в чаше ее терпения. После
последней капли она уедет в Нью-Йорк. Она начинала бояться. Его
умопомешательство зашло так далеко, что его почти невозможно было выносить
дальше. Она любила его, но даже для нее это было уже слишком. Она сказала себе,
что бросит ухаживать за ним, если он скажет хоть одно странное слово
соседям-студентам. Позже я обнаружил, что она к тому времени уже наводила
справки в Небраске по поводу заключения Рэга в сумасшедший дом».
«Бедная женщина», – тихо сказала жена писателя. «Но вечер
вышел потрясающе успешным», – сказал редактор. «Рэг употребил все свое обаяние,
и, по словам Джейн, он действительно был очень обаятельным. Она не видела его
таким года три. Скрытность и мрачность исчезли. Не было больше нервных
подергиваний. Он больше не подскакивал невольно и не оборачивался в ужасе,
когда кто-нибудь открывал дверь. Он пил пиво и беседовал о последних новостях,
которые обычно обсуждались в те мрачные, тусклые дни, – о войне, о том,
найдутся ли добровольцы, о волнениях в городах и тому подобном». «Всплыл тот
факт, что он является автором „Антиподов“. Все были поражены. Трое или четверо
из них читали этот роман, и, держу пари, остальные не стали задерживаться по
пути в библиотеку».
Писатель засмеялся и кивнул. Ему подобные ситуации были
хорошо знакомы.
«Итак», – сказал редактор. «Мы ненадолго оставим Рэга Торпа
с его женой, без электроэнергии, но счастливее, чем когда бы то ни было за
долгое, долгое время…»
«Хорошо, что он не пользовался электрической машинкой», –
вставил агент.
«… и вернемся к Редактору. Прошло две недели. Лето
кончалось. Редактор, разумеется, не раз нарушил данное себе обещание не пить,
но все-таки ему удавалось сохранять вполне приличный вид. Дни шли своим
чередом. На мысе Кеннеди готовились к запуску человека на Луну. На стендах в
магазинах был выставлен новый номер „Логана“ с Джоном Линдсеем на обложке, и
как всегда его почти никто не покупал. Я заполнил бланк договора на рассказ
„Баллада о блуждающей пуле“, автор – Рэг Торп, право на первую публикацию в
периодической печати, предполагаемая публикация – январь 1970 года,
предполагаемая сумма – восемьсот долларов (в то время это была стандартная цена
за ведущий рассказ номера)«.
