Любовь моя, будешь кофе?
...Небо – как кафель,
моя усмешка – как грим...
Нет у меня в ходу ни имени,
ни выхода и ни входа.
Кто-то стоит,
согретый горечью сигареты.
Не помню – я говорил?
Плот
От Хорликовского университета в Питсбурге до озера Каскейд –
сорок миль, и хотя в октябре в этих местах темнеет рано, а они сумели выехать
только в шесть, небо, когда они добрались туда, было еще светлым. Приехали они
в «камаро» Дийка. Дийк, когда бывал трезв, не тратил времени зря. А когда
выпивал пару пива, «камаро» у него только что не разговаривал.
Не успел он затормозить машину у штакетника между
автостоянкой и пляжем, как уже выскочил наружу, стягивая рубашку. Его взгляд
шарил по воде, высматривая плот. Рэнди выбрался с переднего сиденья – не очень
охотно. Конечно, идея принадлежала ему, но он никак не ожидал, что Дийк
отнесется к ней серьезно. На заднем сиденье зашевелились девушки, готовясь вылезти.
Взгляд Дийка беспокойно шарил по воде, его глаза двигались
справа налево, слева направо
(«Глаза снайпера» – тревожно подумал Рэнди)
и вдруг сфокусировались.
– Вот он! – крикнул Дийк, хлопая ладонью по капоту «камаро».
– Как ты и сказал, Рэнди! Черт! Кто последний, тот тухлятина!
– Дийк, – начал Рэнди, поправляя очки, но этим он и
ограничился, так как Дийк уже перемахнул через штакетник и бежал по пляжу, ни
разу не оглянувшись на Рэнди, или Рейчел, или Лаверн, но смотря только на плот,
стоявший на якоре ярдах в пятидесяти от берега.
Рэнди оглянулся, словно собираясь извиниться перед
девушками, что втянул их в это, но они глядели только на Дийка. Ну, пусть
Рейчел, Рей-чел же девушка Дийка, но на него смотрела и Лаверн – вот почему в
Рэнди вспыхнула ревность, заставившая его действовать. Он стащил с себя
рубашку, швырну ее рядом с рубашкой Дийка и перепрыгнул через штакетник.
– Рэнди! – позвала Лаверн, а он только махнул рукой вперед в
серых октябрьских сумерках, приглашая взять с него пример и злясь на себя за
это: она ведь заколебалась и, возможно, предпочла бы не продолжать. План
искупаться в октябре среди полного безлюдья перестал быть просто хохмой,
родившейся среди приятной болтовни в ярко освещенных комнатах, которые он делил
с Дийком. Лаверн ему нравилась, но Дийк был притягательнее. И черт его побери,
если она не готова лечь под Дийка, и черт его возьми, туч можно озлиться.
Дийк на ходу расстегнул ремень и стяну.:. джинсы с худощавых
бедер. А потом умудрился и вовсе их сбросить, не замедляя шага – достижение,
которого Рэнди не повторить и за тысячу лет. Дийк продолжал бежать в одних
плавках. мышцы его спины и ягодиц работали на загляденье. Рэнди мучительно
сознавал, какими тощими выглядят его собственные ноги, когда расстегнул свои
ливайсы и неуклюже выпутался из них – у Дийка это был балет, у него– клоунада.
Дийк кинулся в воду и завопил:
– Холодище! Матерь Божья!
Рэнди заколебался, но только в мыслях, где все замедлялось.
«Температура воды градусов пять. от силы семь, – шепнуло его сознание, – У тебя
может остановиться сердце». Он учился на медицинских курсах и знал, что это
факт... но в мире физических действий он не колебался ни доли секунды.
Прыжок... и на миг сердце у него действительно остановилось – во всяком случае,
ощущение было такое; дыхание перехватило, и он с усилием глотнул воздуха, а вся
его соприкасающаяся с водой кожа онемела.
«Это безумие, – подумал он, и тут же: – Но идея-то твоя,
Панчо».
И он поплыл за Дийком.
Девушки переглянулись. Лаверн пожала плечами и усмехнулась.
– Если могут они, то можем и мы, – сказала она, стаскивая
блузку и открывая практически прозрачный бюстгальтер. – Ведь у девушек вроде бы
имеется дополнительный подкожный слой жира?
В следующую минуту она была уже за штакетником и бежала к
воде, расстегивая вельветовые брючки. Секунду спустя Рейчел последовала за ней,
примерно так же. как Рэнди последовал за Дийком.
Девушки пришли к ним днем – во вторник к часу занятия у всех
них кончались. Дийк получил свою ежемесячную стипендию – один из помешанных на
футболе давних выпускников
(футболисты прозвали их «ангелами»)
позаботился, чтобы он каждый месяц получал двести наличными,
– так что в холодильнике стояла картонка с пивными банками, а на видавшем виды
стерео Рэнди – диск Найта Рейнджера. Все четверо занялись ловлей кайфа. Ну, и
разговор зашел о конце долгого «индейского лета», которое порадовало их в этом
году. Радио предсказывало снегопад в среду, и Лаверн высказала мнение, что
метеорологов, предсказывающих снегопады в октябре, следует перестрелять, и
никто не возразил.
Рейчел заметила, что каждое лето, пока она была девочкой,
казалось, длилось целую вечность, а вот теперь, когда она стала взрослой
(«дряхлой девятнадцатилетней маразматичкой», – сострил Дийк,
и она пнула его в лодыжку),
год из года они все короче.
– Тогда казалось, что я всю жизнь провожу на озере Каскейд,
– сказала она, направляясь по истертому кухонному линолеуму к холодильнику.
Заглянула внутрь и нашла банку «Айрон сити лайте» за голубыми пластмассовыми
коробками для хранения пищи
(в средней остатки допотопного маринада давно превратились в
сплошную плесень: Рэнди был хорошим студентом, Дийк – хорошим футболистом, но
когда дело доходило до домашнего хозяйства, не стоили и плевочка).
Банку она экспроприировала и продолжала:
– Никогда не забуду, как я в первый раз доплыла до плота и
проторчала там чуть не два чертовых часа. Боялась плыть обратно.
Она села рядом с Дийком, и он обнял ее за плечи. А она
улыбнулась своим воспоминаниям, а Рэнди внезапно подумал, что она похожа на
какую-то знаменитость или полузнаменитость. Только вот на кого? Ему предстояло
вспомнить это позднее при менее приятных обстоятельствах.
– В конце концов брату пришлось сплавать туда и
отбуксировать меня к берегу на надутой камере. Черт, ну и злился же он А я
обгорела – не поверите!
– А плот все еще там, – сказал Рэнди, просто чтобы сказать
что-нибудь. Он видел, как Лаверн снова поглядывает на Дийка; последнее время
она все время смотрела на Дика.
Но теперь она посмотрела на него:
– Рэнди, так ведь ноябрь на носу
– День. Всех Святых, а пляж Каскейд закрывают после первого
сентября!
