«На футбольном поле надо быть героем, чтобы нравиться
красоткам», – зазвучала в его сознании забористая песенка. И тут он услышал,
что Дийк говорит с ним, и поглядел на небо, стараясь, чтобы в голове
прояснилось, чтобы отогнать видение того, как фигура Рейчел утрачивает чело
вечность, превращается в комья, а чернота пожирает их. Он не хотел, чтобы Дийк
отвесил ему пощечину, как Лаверн.
Он поглядел на небо и обнаружил, что там уже загорелись
первые звезды – угасли на западе последние отблески дня. и ковш Большой
Медведицы обозначился полностью.
– Ах, Сееееско. – выдавил он из себя. – Моя думай, мы на
этот раз сильно вляпались.
– Что оно такое? – Его рука опустилась на плечо Рэнди,
стискивая и проминая его до боли. – Оно ее съело, ты видел? Оно СЪЕЛО ее, СЪЕЛО
ЦЕЛИКОМ, хреновина. Так что оно такое?
– Не знаю. Ты что – не слышал? Я же уже говорил.
– Ты обязан знать, хреновый ты комок мозгов, ты же все
научные программы проходишь! – Теперь и Дийк вопил, и это помогло Рэнди взять
себя немного в руки.
– Ни в одной научной книге я ни о чем подобном не читал, –
ответил Рэнди. – В последний раз я видел что-то подобное в «Жутком зрелище» в
День Всех Святых, когда мне было двенадцать.
А оно уже вновь обрело свою круглую форму. И лежало на воде
в десяти футах от плота.
– Оно стало больше! – охнула Лаверн.
Когда Рэнди увидел пятно в первый раз, он определил его
диаметр примерно в пять футов. Теперь оно было не менее восьми футов в
поперечнике.
– ОНО СТАЛО БОЛЬШЕ, ПОТОМУ ЧТО СЪЕЛО РЕЙЧЕЛ! – взвизгнула
Лаверн и снова принялась кричать.
– Прекрати, не то я тебе челюсть сломаю, – сказал Дийк, и
она прекратила, но не сразу, а замирая, как музыка на пластинке, если вдруг
выключить ток, не сняв иглу. Глаза у нее стали громадными. Дийк оглянулся на
Рэнди. – Ты в порядке, Панчо?
– Не знаю. Наверное.
– Молодец! – Дийк попытался улыбнуться, и Рэнди с тревогой
заметил, что его попытка увенчивается успехом. Неужели что-то в Дийке
наслаждается происходящим? – Так тебе неизвестно, что это может быть такое?
Рэнди покачал головой. Может, это все-таки мазутное пятно...
или было им, пока что-то его не изменило? Может, космические лучи пронизали его
под определенным углом? А может, Артур Годфри [Годфри. Артур (1903-1983)
популярный американский теле– и радиоведущий] пописал на него атомной
закваской, кто знает? Кто МОЖЕТ знать?
– Как по-твоему, мы сумеем проплыть мимо него? – не отступал
Дийк, тряся Рэнди за плечо.
– Не-е-т! – взвизгнула Лаверн.
– Прекрати, не то я тебя прикончу, – сказал Дийк, снова
повышая голос. – Я не шучу.
– Ты видел, как быстро оно захватило Рейчел, – сказал Рэнди.
– Может, оно тогда было голодным, – возразил Дийк. – А
теперь насытилось.
Рэнди вспомнилось, как Рейчел стояла на коленях в углу
плота, такая неподвижная и такая хорошенькая в бюстгальтере и трусиках. В горле
у него вновь поднялся тошнотный комок.
– Возьми и попробуй, – сказал он Дийку. Дийк ухмыльнулся,
совсем невесело.
– Эх, Панчо.
– Эх, Сеско.
– Я хочу вернуться домой, – сказала Лаверн боязливым
шепотом. – А?
Они не ответили.
– Значит, ждем, пока оно уплывет. Оно приплыло, значит, и
уплывет, – сказал Дийк.
– Может быть, – сказал Рэнди. Дийк взглянул на него. В полумраке
лицо Дийка выражало свирепую сосредоточенность...
– Может быть? Что это за хреновина – может быть?
– Мы приплыли, и оно приплыло. Я видел. Будто учуяло нас.
Если оно насытилось, как ты сказал, то уплывет. Скорее всего. А если еще хочет
жратвы... – Он пожал плечами.
Дийк задумался, наклонив голову. С его коротких волос все
еще падали капли.
– Подождем, – сказал он. – Пусть жрет рыбу.
Прошло четверть часа. Они молчали. Похолодало. Температура
понизилась градусов до десяти, а они все трое были в нижнем белье. Через десять
минут Рэнди услышал отрывистую дробь, которую выбивали его зубы. Лаверн
попыталась прижаться к Дийку, и он ее оттолкнул – мягко, но достаточно
решительно. – Оставь меня пока в покое, – сказал он. Тогда она села, скрестив
руки на груди, сжав пальцами локти и дрожа мелкой дрожью. Она поглядела на
Рэнди, и ее глаза сказали, что он может подойти к ней снова: обнять рукой ее
плечи – теперь можно.
А он отвел взгляд – снова на черный круг на воде. Оно просто
плавало там, не приближаясь, но и не удаляясь. Он поглядел в сторону берега.
Призрачно-белесый полумесяц пляжа, который, казалось, плыл куда-то. Деревья
дальше слагались в темную бугристую линию горизонта. Ему показалось, что он
различает «камаро» Дийка, но полной уверенности у него не было.
– Мы просто сорвались с места и поехали, сказал Дийк.
– Вот именно, – сказал Рэнди. – Никого не предупредили.
– Да. – Так что никто не знает, что мы здесь.
– Да.
– Перестаньте! – крикнула Лаверн. Перестаньте, вы меня
пугаете!
– Закупори дырку для пирожков, -рассеянно сказал Дийк, и
Рэнди невольно засмеялся – сколько бы Дийк ни повторял эту фразу, она его
смешила. – Если нам придется провести ночь тут, проведем. Завтра кто-нибудь
услышит, как мы зовем. Мы ведь не в австралийской пустыне, а, Рэнди?
Рэнди промолчал.
– Верно?
– Ты знаешь, где мы, – сказал Рэнди. Знаешь не хуже меня. Мы
свернули с сорок первого шоссе, проехали восемь миль по боковой дороге...
– С коттеджами через каждые пятьдесят футов.
– С ЛЕТНИМИ коттеджами. Сейчас октябрь. В них никто не
живет, ни в единой хреновине. Мы добрались сюда, и тебе пришлось объехать
чертовы ворота с предупреждениями «ЧАСТНЫЕ ВЛАДЕНИЯ» на каждом шагу...
– И что? Сторож... – Дийк теперь словно бы злился, терял
контроль над собой. Испугался? В первый раз за этот вечер, в первый раз за этот
месяц, за этот год, а может, в первый раз за всю жизнь? До чего же грозная
мысль! Дийк лишается девственной плевы бесстрашия. Рэнди не был полностью в
этом уверен, но и не исключал такой ситуации, и она доставляла ему извращенное
удовольствие.
– Тут нечего украсть, нечего переломать или изгадить, –
сказал он. – Если сторож и имеется, так он, вероятно, заглядывает сюда раза два
в месяц.
