Я нагнулся, ухватил его под мышки и поволок к оврагу Его
ноги оставляли две борозды в снегу. Я сбросил его вниз и смотрел, как он
скользит на спине по насыпи с руками, вскинутыми над головой. Его широко
открытые глаза неподвижно и зачарованно глядели на хлопья, прилипающие к ним.
Если снег не перестанет, оба они к тому времени, когда тут появятся
снегоочистители, превратятся в два небольших сугроба.
Я пошел назад через шоссе. Нона уже забралась в пикап, не
дожидаясь, пока ей скажут, какой машиной мы воспользуемся. Я видел бледное
пятно ее лица, черные провалы ее глаз – но и только. Я забрался в машину
Бланшетта, сел в лужицы его крови, которая скопилась в ямках винилового чехла,
и отогнал к съезду. Выключил фары, включил аварийный сигнал и вылез. Проезжающие
мимо сочтут, что забарахлил мотор и водитель ушел искать гараж. Я был очень
доволен этой своей внезапной выдумкой. Словно бы я убивал людей всю свою жизнь.
Я зарысил к пикапу, урчащему мотором, сел за руль и повернул от обочины.
Она сидела рядом со мной, не прикасаясь, но совсем близко.
Когда она делала движение, я порой, ощущал, как прядь ее волос щекочет мне шею.
Будто к коже прикасались крохотные электроды. Один раз я протянул руку и
пощупал ее колено, чтобы убедиться, что она реальна. Она тихонько засмеялась.
Все это было реально. Вокруг окон завывал ветер, гоня перед собой колышущуюся
пелену снега. Мы ехали на юг.
***
Сразу за мостом со стороны Харлоу, если ехать по шоссе 126 в
сторону Касл-Хейтс, вы проезжаете мимо большого перестроенного фермерского
дома, которому присвоено потешное название «Молодежная лига Касл-Рока». Там
имеется двенадцатилотковый кегельбан с капризной автоматической установкой
кеглей, которая обычно берет отгул на последние три дня недели, парочка-другая
древних игорных автоматов, проигрыватель с репертуаром популярнейших хитов 1957
года, три бильярдных стола e буфет с кока-колой и чипсами, где можно взять!
напрокат обувь для кегельбана, которую как будто только что сняли с ног
покойного пьяницы. Название потешно потому, что молодежь Касл-Рока в
подавляющем большинстве по вечерам отправляется смотреть фильм из автомашины в
Джей-Хилле или на автогонки в Оксфорд-Плейнс. А тут по большей части
околачивается хулиганье из Гретны, Харлоу и самого Рока. В среднем – одна драка
на автостоянке за вечер.
Я начал бывать там, когда учился в старших классах. Один мой
приятель, Билл Кеннеди, работал там три вечера в неделю, и если бильярдный стол
был свободен, он позволял мне погонять шары бесплатно. Не такая уж радость, но
все-таки лучше, чем возвращаться в дом Холлисов.
Там я и познакомился с Асом Меррилом. Все считали его самым
крутым парнем в трех городках. Он ездил на видавшем виды «форде» 1952 года и,
по слухам, мог выжать из него все сто тридцать миль, если понадобится.
Он входил, как король, с волосами, зачесанными назад и
напомаженными до блеска, сыгрывал на бильярде партию-другую по пять центов за
шар (Хорошо играл? Сами сообразите), покупал Бетси кока-колу, когда она
приходила, и они уходили вместе. Когда облупившаяся дверь с хрипом закрывалась
за ними, казалось, можно было услышать невольный вздох облегчения всех, кто был
там. Никто никогда не выходил на автостоянку с Асом Меррилом.
Бетси Молифент была его девушкой – наверное, самой красивой
девушкой в Касл-Роке. Не думаю, что она была так уж умна, но это никакого
значения не имело, когда вы смотрели на нее. Такого идеального цвета лица мне
больше ни у кого видеть не приходилось, и обязана им она была не косметике.
Волосы черные, как уголь, темные глаза, пухлые губы, тело, ну просто в самый
раз, и она щедро его показывала. Кто попытался бы уединиться с ней в укромном
уголке и подбросить угля в топку ее локомотива, когда Ас был поблизости? Никто
в здравом уме. вот кто.
Я влюбился в нее по уши. Не так. как позже в ту или в Нону,
хотя Бетси и выглядела ее более юной копией, но по-своему, столь же отчаянно и
столь же серьезно. Если вам доводилось заболеть телячьей любовью в очень
тяжелой форме, то вы понимаете, что я чувствовал. Ей было семнадцать, на два
года больше, чем мне.
Я начал ходить туда все чаще и чаще, даже в те вечера, когда
Билли там не было, – просто чтобы увидеть ее. Я чувствовал себя как любитель
наблюдать птиц в бинокль, но только для меня это была отчаянно рискованная
игра. Я возвращался домой, врал Холлисам о том, где был, и поднимался к себе в
комнату. Я писал ей длинные письма обо всем, что мне хотелось бы сделать с ней,
а потом рвал их. В классе я мечтал о том, как попрошу ее выйти за меня замуж,
чтобы мы могли вместе убежать в Мексику.
Должно быть, она догадалась, и это ей польстило, потому что
она была очень мила со мной, когда Аса не оказывалось рядом. Она подходила,
заговаривала, позволяла мне купить ей кока-колы, сидела на табурете и слегка
терлась ногой о мою ногу. Я просто с ума сходил.
Однажды вечером в начале ноября я, чтобы как-то провести
время, играл на бильярде с Билли в ожидании, чтобы она пришла. В зале было
пусто – шел только восьмой час, и тоскливый ветер похрюкивал снаружи, грозя приближением
зимы.
– Бросил бы ты, – сказал Билл, загоняя шар в лузу.
– Что бросил?
– Сам знаешь.
– Ничего я не знаю.
– Я скиксовал, и он загнал шар в лузу. А потом положил еще
шесть, а я тем временем пошел сунуть монету в проигрыватель.
– Клеиться к Бетси Молифент. – Он тщательно прицелился и
послал шар вдоль бортика. – Чарли Хоген натрепал Асу, как ты ее обнюхиваешь.
Чарли думал – обхохочешься, она ведь старше, но Ас не засмеялся.
– Нужна она мне, – сказал я побелевшими губами.
– Вот и хорошо, – сказал Билл, и тут вошли двое посетителей,
так что он пошел к стойке за разбивочным шаром для них.
Ас явился около девяти – один. Прежде он меня в полную не
видел, а я почти забыл о словах Билли. Когда ты невидим, то начинаешь считать себя
неуязвимым. Я играл на механическом бильярде и так сосредоточился, что не
заметил наступившей тишины – ни стука падающих кеглей, ни щелканья бильярдных
шаров. Я сообразил, что происходит, только когда кто-то швырнул меня на
автомат. Я сполз на пол. Ас наклонил автомат, сбросив мой выигрыш. Он стоял и
смотрел на меня – ни один волосок не выбился из его кока, гарнизонная парка
была наполовину расстегнута.
– Не отсвечивай, – сказал он негромко, – не то придется мне
подправить твое личико.
Он вышел. Все смотрели на меня, и мне захотелось провалиться
сквозь пол, но тут я заметил невольное восхищение во многих глазах. А потому я
беззаботно отряхнулся и сунул еще монету в автомат. Сигнальная лампочка
погасла. Двое-трое, уходя, молча похлопали меня по плечу.
В одиннадцать после закрытия Билли предложил подвезти меня
до дома.
