Он медленно приблизился к ней, словно глядя на себя со
стороны, словно бы его собственное тело превратилось при виде обезьяны в
заводную игрушку. Он наблюдал за тем, как рука его вытягивается и берет
обезьяну с полки. Он почувствовал под рукой шевеление пушистого меха, но
ощущение
Было приглушенным, лишь легкое давление, как будто его
напичкали новокаином. Он слышал свое дыхание, оно было частым и сухим, словно
ветер шевелил солому.
Он перевернул ее н сжал в руке ключ. Много лет спустя он
подумал, что его тогдашняя наркотическая зачарованность более всего сродни
чувству человека, который подносит шестизарядный револьвер с одним патроном в
барабане к закрытому трепещущему веку и нажимает на курок.
Не надо – оставь ее, выбрось, не трогай ее…
Он повернул ключ, и в тишине он услышал четкие серии щелчков
заводного механизма. Когда он отпустил ключ, обезьяна начала стучать тарелками,
и он почувствовал, как дергается ее тело, сгибается и дергается, туда-сюда,
туда-сюда, словно она была живой, а она была живой, корчась в его руках как
отвратительный пигмей, и те движения, которые он ощущал сквозь ее лысеющий
коричневый мех, были не вращением шестеренок, а биением сердца.
Со стоном Хэл выронил обезьяну и отпрянул, всадив ногти в
плоть под глазами и зажав ладонями рот. Он споткнулся обо что-то и чуть не
потерял равновесие (тогда бы он оказался на полу прямо напротив нее, и его
широко распахнутые голубые глаза встретились бы с карими). Он проковылял к
двери, протиснулся сквозь нее, захлопнул ее и привалился к ней с обратной
стороны. Потом он бросился в ванную комнату, где его вырвало.
Новости с вертолетного завода принесла им миссис Стаки, она
же и оставалась с ними те две бесконечные ночи, которые успели миновать до
того, как тетя Ида приехала за ними из Мэйна. Их мать умерла в середине дня от
закупорки сосудов головного мозга.
Она стояла у аппарата для охлаждения воды с чашкой воды в
руке и рухнула как подкошенная, все еще сжимая чашку в руке. Другой рукой она
задела за аппарат и свалила огромную бутыль с водой. Бутыль разбилась… Но
прибежавший заводской доктор сказал позднее, что он уверен в том, что миссис
Шелбурн умерла еще до того, как вода намочила ее платье и увлажнила кожу.
Мальчикам никогда об этом не рассказывали, но Хэл и так все знал. Он воображал
себе все это снова и снова в те долгие ночи, которые последовали за смертью его
матери. У тебя все еще проблемы со сном? – спрашивал его Билл, и Хэл
предполагал, что Билл думает, что бессонница и дурные сны вызваны внезапной
смертью матери, и это было действительно так… но так лишь отчасти. Другой
причиной было чувство вины, твердое, абсолютно ясное сознание того, что
запустив обезьяну тем солнечным днем, он убил свою Мать.
Когда Хэл наконец заснул, то спал он очень глубоко. Когда он
проснулся, бы уже почти полдень. Питер сидел скрестив ноги в кресле на другом
конце комнаты, методично, дольку за долькой поглощал апельсин и смотрел игровую
передачу по телевизору.
Хэл сел на постели. Он чувствовал себя так, будто кто-то
ударом кулака вогнал его в сон, а потом таким же образом вытолкнул оттуда.
Голова у него гудела.
– Где мама, Питер?
Питер оглянулся.
– Она пошла с Дэнисом за покупками. Я сказал, что я
поболтаюсь здесь, с тобой. Ты всегда разговариваешь во сне, папочка?
Хэл осторожно посмотрел на сына.
– Нет. Что я говорил?
– Я толком ничего не мог понять. Я испугался немного.
– Ну что ж, вот я и опять в здравом уме, – сказал Хэл и
выдавил из себя небольшой смешок. Питер улыбнулся ему в ответ, и Хэл снова
ощутил простую любовь к сыну. Чувство было светлым, сильным и чистым. Он
удивился, почему ему бывало всегда так легко почувствовать симпатию к Питеру,
ощутить, что он может понять его и помочь ему, и почему Дэнис для него всегда
был окном, сквозь которое ничего нельзя разглядеть, сплошная загадка в
привычках и поступках. Мальчик, которого он не мог понять, потому что сам никогда
не был таким. Слишком легко было бы объяснить это тем, что переезд из
Калифорнии изменил Дэниса, или тут дело…
Мысль его остановилась. Обезьяна. Обезьяна сидела на
подоконнике, с тарелками, занесенными для удара. Хэл почувствовал, как сердце у
него в груди замерло на мгновение, а затем забилось с бешеной скоростью. В
глазах у него помутилось, а гул в голове перешел в адскую боль.
Она сбежала из чемодана, а сейчас стояла на подоконнике,
усмехаясь ему. Ты думал, что избавился от меня, не так ли? Но ты и раньше так
думал не раз, правда ведь?
Да, – подумал он снова в бреду. Да, это так.
– Питер, это ты вынул обезьяну из чемодана? – спросил он,
уже заранее зная ответ. После того, как он запер чемодан, он положил ключ в
карман пальто.
Питер посмотрел на обезьяну, и какое-то неясное выражение –
Хэлу показалось, что это была тревога – на мгновение появилось у него на лице.
– Нет, – сказал он. – Мама поставила ее туда.
– Мама?
– Да. Она взяла ее у тебя. Она смеялась.
– Взяла ее у меня? О чем ты говоришь?
– Ты спал с ней в руках. Я чистил зубы, а Дэнис заметил. Он
тоже смеялся. Он сказал, что ты похож на ребеночка с плюшевым мишкой.
Хэл посмотрел на обезьяну. Во рту у него пересохло, и он
никак не мог сглотнуть слюну. Он спал с ней в постели? В постели? И этот
отвратительный мех прижимался к его щеке? Может быть, даже ко рту? И эти
кровожадные глаза смотрели на его спящее лицо? Эти оскаленные зубы были рядом с
его шеей? На его шее? Боже мой.
Он резко развернулся о пошел в прихожую. Чемодан стоял там,
он был заперт. Ключ лежал в кармане пальто.
Позади он услышал щелчок выключенного телевизора. Он
вернулся из прихожей в комнату. Питер серьезно посмотрел на него.
– Папочка, мне не нравится эта обезьяна, – сказал он таким
тихим голосом, что его едва можно было расслышать.
– Мне тоже, – сказал Хэл.
Питер пристально посмотрел на него, чтобы определить, шутит
он или нет, и увидел, что он не шутит. Он подошел и крепко прижался к отцу. Хэл
почувствовал, как он дрожит.
Питер зашептал ему на ухо, очень быстро, так быстро, как
будто он боялся, что у него не хватит мужества договорить это до конца… или что
обезьяна может услышать его.
– Она будто смотрит на меня. Смотрит на меня, в каком бы
месте комнаты я не был. А если я ухожу в другую комнату, то чувствую, что она
смотрит на меня сквозь стену. И я все время чувствую, что она… что она просит,
чтобы я что-то сделал.
