Хотя… это ничего бы не изменило. Известие все равно настигло бы. Но вспоминать собственную реакцию на вчерашние мелочи было почему-то стыдно.
Укутавшись в мягкий халат, вернулась она в спальню. Огляделась при мягком свете ночничка: что бы почитать? Взяла книгу у Олега на столике. Стихи. Легла, открыла наугад.
Неродившиеся пластилиновые дети
Обо мне не скажут
Познакомьтесь – это мой сын.
Я не увижу своих живущих братьев
(Они ведь могли бы быть!)
Я сам
Дам
Себе число.
27 – «О»
день и месяц.
Я помню ее волосы
Мокрые от снега и пота
Блины на завтрак рвота
До этого палец водил по стеклу…
Я люблю этого человека…
На ее руках были ногти неровные, короткие
Она нервничала, когда стригла их.
Она так боялась
Расстаться
Я жил в ней
Как до этого мой отец
Она делилась
Еще во мне не уверенная
Беременная.
Я кроликом съежился обещал не мучить
Грудь до боли не съедать
Мясо с молоком путая.
Молодость не забирать,
Впитывая.
Напрасно.
Красно-грязно.
Не приняла.
Чертила на снегу
Уголком, носком, каблуком
Я люблю этого человека.
Мы ждали Я и ОНА.
Нас – ОН.
Я учился читать, рисовать
И краситься
Она золотом руки одевала
Плакала бегала к нему от него.
Я уже знал французский, птичий и разбирался
в ветрах.
Она кроликом съежилась.
Решилась…
Я сам дал себе число 27 – «О»
[14]
Откуда он взял эту книгу? Почему она у него? Почему открылась ровно на этих словах?
Это было как выстрел в сердце.
Тане хотелось плакать. Но слез уже не было. Вдруг вместо слез пришла злость.
– Мой ребенок будет! Он будет счастливым. Он будет понимать меня, и мы вместе будем понимать язык птиц, шум ветра, моря. Мы успеем нарадоваться этой жизни, даже если она будет отсчитываться не годами, а месяцами.
Если мысль настолько материальна, что под руку подворачиваются бьющие наповал стихи, она сможет использовать свои мысли ребенку во благо. Она уговорит его родиться здоровым. Они станут лучшими друзьями. Будут верить друг другу. Никогда не предадут.
– Главное – родись! Кто бы ты ни был, ты уже есть. Я в ответе за тебя. Я не огорчу тебя слезами и страхами. Я обязана думать о тебе.
Ей казалось, ребенок ответил.
– Спи, – сказал он, – давай вместе спать.
Повторный визит
Она проснулась от ощущения взгляда.
Муж с улыбкой приветствовал ее пробуждение:
– Ну, сегодня вижу: пошла на поправку.
Олег был уже одет, гладко выбрит. Совсем готов к выходу.
– Как едем? Вместе? Тебя подвезти?
– Нет, мне во много мест надо успеть, но подожди, вместе выйдем. – Она поспешно собралась.
Была у них забава – ездить по проселочной дороге наперегонки. Веселились, как дети. Вот и сейчас.
– По машинам!
И вперед! И – будь что будет. Она же обещала ребенку, что будет весело. Она веселилась по-настоящему. Как в первый или в последний раз.
– Как ты? – приобнял ее за плечи Александр Иванович. – Как настроение?
– Все в порядке, Саш. Сейчас кровь сдам, а потом – расскажи мне все про мою новую жизнь: что можно, что нельзя. Чтоб ребенок был здоровым.
– Не сомневайся, завалю информацией.
У Лары такие чуткие руки, так легко и быстро находит она вену. Можно никаких уколов не бояться.
Все же Таня старается не смотреть. Но боковым зрением видит, как в пробирочку набирается ее кровь. Она вспоминает свои ночные думы. Мысль материальна. Надо внушать себе мысли о здоровье.
– Пожалуйста, пусть ты будешь без всякого вируса, – внушает она пробирке.
– Вам не плохо? – пугается Лара, внимательно вглядываясь в лицо пациентки.
– У тебя золотые руки, Лар. Разве может быть плохо?
– Просто у вас губы шевелились. И бледная вы какая-то, – заботливо объясняет медсестра. – Не ели с утра? Сейчас вот закончим, я вам чайку дам, вкусненького принесу. Александр Иванович сегодня такие пирожные принес! Ваши любимые.
Добрый голос согревает сердце. Таня почему-то обретает странную уверенность: с ней все хорошо. Совсем-совсем хорошо. А всякие лабораторные ошибки – ну, всякое бывает. Через две недели все окончательно прояснится.
И снова они одни в кабинете. Лара ушла готовить чай. Саша дает инструкции: что она может есть, что не должна, как гулять на свежем воздухе, как избегать стрессов. Предупреждает, что через пару недель может начаться токсикоз, ничего страшного, со всеми бывает. Но если тошнота станет невыносимой, подберем специальные средства. И все-таки – самый главный вопрос: как быть, если… Если анализ опять даст плюс.
– Саша, давай еще раз: как я могла заразиться? Из воздуха?
– Нет. Половым путем. Еще возможность: инъекции использованным шприцем, переливание крови, содержащей вирус.
– Переливания крови не было. Инъекций не было. Сексуальных контактов на стороне не было. Значит – Олег? Не помещается это в голове. И так и сяк думаю, а не представляю.
– Надо бы ему сдать анализ. Все сразу прояснится.
– Вот когда со мной прояснится, тогда и сдаст. Если понадобится. А скажи: у тебя есть еще ВИЧ-инфицированные? Среди пациенток?
– Ты хочешь рассмотреть вариант твоего заражения у меня? Что ж, я на твой вопрос отвечу. Да, у меня есть две такие пациентки. Одна из них недавно родила. У ребенка анализ на ВИЧ отрицательный. Кормить своим молоком она не может: вирус через молоко передается. В остальном все, как у всех. ВИЧ-инфекция – это еще не СПИД. Это возможность его. Кроме того, у меня есть пациентка, двенадцать лет живущая с вирусом. Тьфу-тьфу-тьфу. У нее взрослые дети. И в том, и в другом случае источник инфекции – супруг. Как это ни невозможно себе представить. Теперь о главном: могло бы с тобой это случиться у меня? Смотри: в кабинете все одноразовое. Бумажные подстилки, перчатки и прочее. Все кипятится, стерилизуется постоянно. Я за это отвечаю головой. Понимаешь? И еще. Никакую возможность я исключать не могу. Но верить в это в вашем с Олегом случае у меня не получается. Поэтому давай подождем. Просто проживем эти две недели, получим результат, а потом уже начнем разбираться со всем остальным.
