Тут у Тани зазвонил телефон.
– Ты где? – раздался энергичный голос Олега.
Как же давно он не звонил ей днем! Только сейчас она это заметила. Раньше созванивались они чуть ли не каждый час. На секундочку: «Люблю, целую, пока-пока». В последнее время они были слишком заняты. Всем, чем угодно, только не друг другом. Все равно – были друг у друга, были вместе, но вполне могли прожить день до вечера, не напомнив о себе.
– Я тут. На двадцатом этаже. Суп ем.
– И я рядом. Жди меня, закажи мне тоже, я голодный жутко.
Все как всегда. Привыкла она к хорошему. К тому, что не одна. К уверенности в человеке, на которого можно положиться. А что если придется отвыкать?
Приход Олега произвел среди барышень с собачками настоящий фурор. Только сейчас, глядя словно со стороны, Таня осознала, как привлекает к себе женское внимание ее родной муж. Раньше она относилась к этому с юмором.
Даже если в гостях какая-то знакомая, изображая слишком выпившую, лезла к Олегу целоваться или усаживалась на колени, Таня не реагировала. Зачем обращать внимание на чужую глупость? Они потом вместе и смеялись над внезапно проявившимся знойным темпераментом дамы.
– А что творит, хотя в летаххххх! – подражая Высоцкому, удивлялся Олег.
– У нас, в кафе молочном «Ласточка, официантка может так», – вторила Таня.
Ничего, кроме смеха.
А сейчас не до смеха. Девицы цепкими гляделками тут же всосали в себя информацию о костюме, часах, запонках, рубашке и галстуке появившегося в их поле зрения объекта. Все мгновенно переварили, подтянулись, подправили песиков под мышками, придали лицам загадочно-достойное выражение.
Олег чмокнул Таню в макушку и сел напротив, спиной к курятнику.
Красавицы в шоке переглянулись. «И это к такой непонятке пришел этот шикарный мен? Что делается, люди добрые! Мир сошел с ума!» – читалось в их убитых реальностью взглядах.
– Ну что? Как ты? – потянулся Олег к жене, накрыл ее руки своими.
– Вот, суп тебе заказала, сказали, скоро будет.
– Суп – это хорошо. А ты? Где ты была? Что делала?
– У Саши была.
– О?
– Что значит «о»? – раздраженно спросила Таня, недовольная тем, что проговорилась про Сашу.
– «О» значит, что ты вроде была у него недавно, – миролюбиво ответил муж.
– Анализ еще один сдала.
– Зачем?
– Давай потом, ладно? Сдала и сдала.
– Ты изменилась, Тань. У тебя другое лицо, – внимательно глядя ей в глаза, произнес Олег.
«Посмотрю я на твое лицо, как оно изменится, если результат окажется положительный», – подумала Таня.
– Я устала. Понимаешь? Совсем, бесповоротно. Дом закончили, все, можно жить, а я устала.
– Я вижу. Все вернется, давай просто подождем, а?
Он улыбнулся и приблизил свое лицо к Таниному:
Дорогая! Сядем рядом,
Поглядим в глаза друг другу,
Я хочу под кротким взглядом
Слушать чувственную вьюгу…
[15]
—
и кивнул – продолжай.
– Дорогой! – мрачно продолжила Таня его игру. Обычно он начинал какой-то классический стих, а Таня с ходу продолжала свое. Или наоборот, начинала она. Их это, бывало, очень веселило, потому что придумывалась всякая чепуха.
Дорогой! Я нездорова,
У меня сегодня насморк,
Я чихнуть тебе готова
На лицо или на галстук…
Олег захохотал.
– А дальше?
– А дальше тебе суп принесли, ешь, пока горячий, – улыбнулась Таня.
Все-таки он заставил ее улыбнуться.
Страх грядущего стыда
Вот он ел и ел свой суп, а Таня смотрела и думала про то, заразные они теперь или не очень.
Странный вирус какой! Целоваться можно! Через посуду не передается. Грипп передается, а этот – нет. Странно. А если что-то недосмотрели, недоисследовали? И все передается как миленькое? Как они будут людям говорить, если в гости придут? «Вы нам, пожалуйста, отдельную посудку поставьте и прокипятите, мы заразные». Вот жуть-то. Как другим рассказать? Или никому не рассказывать? Но имеет ли она право молчать? Может, она по закону обязана предупреждать?
Есть какие-то стереотипы о стыдных болезнях или ситуациях. И ничего не можешь с собой поделать – просто стыдно, и все тут. Она явственно вспомнила давнюю историю.
Было ей двенадцать лет. И добыли родители путевку в детский международный лагерь в Болгарию. Это было такое несказанное счастье и везение, что словами не передать. Три недели моря, солнца, веселья, да еще за границей! Эта была первая Танина поездка за рубеж и вообще первая поездка без родителей. Отдых был незабываемый. Неповторимый, как детство. Расставались и плакали. Никто домой не хотел. Но пришлось вернуться. До школы оставалось еще дней двадцать. К бабушке Нине ей не хотелось. Она сидела дома, тосковала и читала Жюль Верна, всего-всего. Потому что у него было про море. Наконец Буся заметила некоторую странность. Внучка читала, перелистывала странички одной рукой, а другой непрерывно чесала голову.
– Что ты там все чешешь-ковыряешь? Что ты там нашла у себя в голове? Сокровища? – иронически заинтересовалась Буся, надевая сильные очки.
– Ба, дай дочитать, – отмахнулась Таня, продолжая чесаться.
Сильные руки военного хирурга зажали голову в тиски.
– Да вы что, родители-идиоты! Вы что сидите? Не видите, что у нее? У ребенка вши! – трубным голосом возгласила Буся.
Таня зарыдала. У нее и так были сложные отношения с насекомыми. При виде мотыльков, летящих на свет, она испытывала панический страх. А тут – вши, которые сидят на ее голове и пьют ее кровь!
Буся немедленно достала нужный том Большой медицинской энциклопедии и зачитала всей семье сведения про педикулез. Педикулез – это и была вшивость. Таня видела на картинке многократно увеличенные «портреты» вшей. Отвратительные, мерзкие гады.
Она рыдала от ужаса.
Бабушка тоже времени зря не теряла: стыдила на все лады родителей. Как это, в семье три врача, три специалиста! Позор! Грош всем цена! Единственный ребенок завшивел! Как у самых злостных злыдней! Куда деваться от позора! Что про них скажут люди!
У Тани были прекрасные густые длинные волосы цвета ржи. Больше всего бабушка опасалась, что, если не удастся избавиться от вшей до начала сентября, придется «снимать волосы».
– Как снимать? – заливалась слезами Таня.
– Под корень. Наголо. Тогда сразу избавимся.
