Эх, и все равно страшно, и подташнивать начало…
– Ненавижу турбуленцию, уф, сил моих нет, – простонала Таня.
– Чего сейчас больше боишься – самолета или того?… – спросила вдруг Дана.
– Сейчас – самолета. Там ведь все же точно не известно, будет или нет, а если и да, то когда… Самолет сейчас важнее.
– Это здорово, разве нет? О том страхе можно забыть, да? Тебе сейчас самое важное – забыть о том страхе. Он будет мешать. Он – твой враг. От того страха ничего хорошего не вырастет. Раз ты боишься сейчас тряски в самолете, значит, ценность жизни твоей для тебя не уменьшилась. Вот это пойми. С остальным надо научиться сживаться. У меня были пациенты такие… Мы много говорили. Ты только представь себе. Каждому приходится услышать страшную весть. Все проходят через шок, ненависть к себе, злость на судьбу. Но смириться и принять все равно придется. Просто потому, что жизнь будет продолжаться. Зачем же отравлять себе дни пагубными мыслями? Учись держаться. Учись. Ты еще не жила вовсе.
– А ты жила? – удивилась Таня.
– Иногда кажется, да. Иногда – не очень. Всегда хочется больше. Или просто – хотя бы передохнуть. Я «жила» сказала в том смысле, что, когда рождаются дети, появляется за них тревога, изо дня в день, из мелочи в мелочь, на многое иначе смотришь.
…Разговор плавно перешел на воспоминания о школе. У всех девчонок, кого ни возьми, были уже дети. Все поразводились, повыходили замуж по второму разу. Все жадно искали особых чувств. Той самой единственной любви, которая просто обязана сама по себе явиться и засиять на твоем небосклоне. И когда засияет, держись! Бросай все, беги к своему счастью, не оглядываясь на приевшегося мужа, подросших детей. А если сияние обманет? И новая любовь сойдет на нет? И не любовью окажется вовсе? Слово-то какое… непонятное. Что под ним понимать? Жажду видеть ежеминутно, восторг обладания, гордость, тоску разлуки? Сейчас вот говорят «химия». Ну да, когда влюбишься, так и кажется: вот она, «химия», как действует-то! Но химическая реакция кончается, исчезает даже воспоминание о ней. И еще интересно: имеет ли супружество вообще отношение к любви? Может, это что-то другое? Если другое, зачем рваться из одного супружества в такие же точно отношения, только с другим? Ради обновления? В таком случае все опять сводится к потреблению. И только.
– Ты из-за чего со своим рассталась? – спросила Таня.
– Он сказал, что скучно ему стало. Ну, я тогда вертелась из последних сил: работа, с детьми уроки, это каторга, когда два школьника дома и надо каждый день уроки проверять. Я уже дом воспринимала как вторую работу, только более тягостную. Еще машина тогда стиральная сломалась… И времени не было чинить или новую купить. Какая-то идиотская полоса жизни. Я стирала руками. Представляешь, я вот тебе говорю и сама себе не верю: что это было? У меня явно ум за разум зашел. Могли бы вполне новую стиралку хотя бы купить. А у меня – как приступ мазохизма: чем хуже, тем лучше. Вот я утром встаю раньше всех. А в тазах белье с вечера замоченное. Я его выполаскиваю и вешаю в ванную сушить. Типа – смотрите: вот мать на вас горбатится. Вся ванная в белье мокром. Мне-то все равно, я душ уже приняла. Он смотрит с тоской. А я еще думала: «Ах, тебе не нравится! Тогда сам стирай». В общем, дома не стало. От усталости и загнанности у меня внутри себя исчезло чувство дома. И он заметался, видно. Это я сейчас понимаю. Тогда как слепая была. Мне почему-то все время хотелось что-то сделать ему назло. Так незаметно укорить. Что вот, обещал мне любовь, а смотри, до чего довел… И знаешь, что еще интересно. Он, когда ушел (нашлась, конечно, очень быстро мне замена, веселье обеспечила), так вот, как он ушел, я немедленно купила стиральную машину, ремонт сделала, все стало красиво, по своим местам улеглось. Он за детьми заезжает, видит: в доме красота, какой никогда не было. И говорит: «Вам без меня явно лучше». Это он себя, конечно, оправдывает. Чувствует себя виноватым. Вроде как предал нас.
– А разве не предал?
– Я тоже сначала так и думала: предатель. А потом как-то прояснилось. Я – не меньший предатель. Он в меня когда влюбился, помнишь, какая я была? И внешне, и по настрою, по характеру? Из меня веселье так и перло. Мне все было смешно. А превратилась в царевну Несмеяну, да еще в обличье Золушки. Я принципиально не красилась, не ухаживала за собой, одевалась не пойми как: брюки-куртка. Озлобилась. Сейчас знаю: самое главное – научиться жизнь максимально облегчать. И выискивать легкие пути, чтоб смешно было. Пусть белье нестираное. Главное – чтоб всем уютно, весело. Чтоб всем хотелось домой. Но теперь уже поздно. Понимаешь, все всегда слишком поздно, – вздохнула Дана.
– Жалеешь?
– Теперь и не знаю. Одной быть грустно. Стало грустно быть одной. Тебе не понять, – Дана подмигнула подруге, сводя все к шутке. Не любила она жаловаться.
Но Таня прекрасно понимала, что значит быть одной. Весь последний год она и была одна. Дом, стройка, работа, отчуждение мужа. Она так и чувствовала: одна. Успокаивала себя временными трудностями, а на деле…
– А он, муж твой, не пожалел потом? – Таня, как и все представители человечества, примеряла чужую ситуацию на себя.
– Не знаю. Мы об этом не говорим. Но смешно то, что у него, в его новой семье, сейчас точно такая же картина, как была у нас с ним. Один к одному. Ребенок, жена страдающая, только она громче страдает, чем я в свое время. Скандалит, если он со старшими детьми, с нашими то есть, время проводит. Указывает, где его семья, разводом грозит. Попрекает его, как будто не знала, что встречается с женатым человеком, что детей у него двое. Я, правда, его как-то спросила, не заскучал ли он снова. Из вредности своей, конечно, женской.
– И что? Что он сказал?
– Рукой только махнул.
– Странно, что людям всегда чего-то не хватает, правда? И всегда в этом кто-то другой виноват… Живем и мечтаем все время о смене декораций. Все хотим, чтоб было лучше, интереснее, больше… А потом оказывается только хуже…
Таня говорила о переменах, потому что убежденно чувствовала, что скоро в ее жизни все изменится. Да и как иначе? Новая жизнь войдет в течение ее жизни – одно это сулит перемены.
Посмотрим, что будет, посмотрим…
Швейцария
Ольга
В Цюрихском аэропорту сразу хочется улыбаться. Едешь на поездочке за багажом, а за окном вдруг мелькнут горы, замычит корова, задинькают колокольчики, запоет горный рожок. Это, конечно, все декорации, но очень точно передающие картинки и звуки Швейцарии. Горы со снежными вершинами и изумрудно-зелеными пастбищами, пасущиеся на них стада коров, овечек, козочек, звуки колокольчиков на лугах – все это привычное и типичное для жителей прекрасной, сказочной страны. Но, кажется, привыкнуть к этой красоте невозможно.
Таня почувствовала радость. Наконец-то – просто радость и облегчение. У нее будет время гулять по горам, дышать чудесным горным воздухом. Она наконец-то допишет свои рассказы для книги. А завтра обязательно поедет в госпиталь к Дане и сделает контрольный анализ. Они решили, что узнают у Ольги, сможет ли она завтра отвезти Таню в Цюрих. Час езды – серьезное расстояние для маленькой страны. Тем более у всех с утра свои дела.
