Его противник – высокий, гораздо выше Тома, негр, с гораздо более длинными руками, нетерпеливо перебирал ногами в своем углу, словно пританцовывал, и внимательно слушал советы своего тренера, согласно кивая головой. Тот ему что-то усердно нашептывал на ухо.
Гретхен, с застывшей болезненной гримасой на лице, вглядывалась через дымовую завесу в мощную, несущую в себе разрушительную силу, обнаженную фигуру брата. Ей не нравились безволосые мужчины – у Вилли повсюду на теле был красноватый приятный пушок, – а тренированные, как у настоящего бойца-профессионала, мышцы Тома заставляли ее содрогаться от первобытного отвращения. И это – ее родной брат, оба они из одного материнского чрева. Эта мысль вдруг привела ее в отчаяние.
За детской улыбкой Томаса она угадывала его коварную злобу, желание причинить физическую боль и предвкушение удовольствия от страданий противника, – именно эти качества отталкивали ее от Томаса, когда они жили под одной крышей. Ей была невыносима сама мысль о том, что там, на ринге, ее собственная плоть и кровь выставлены на всеобщее обозрение при ярком свете юпитеров во время этой отвратительной церемонии представления публике боксеров. Конечно, этим он и должен был закончить – дракой. Он будет драться всю свою жизнь.
Оба боксера стоили друг друга, оба стремительно двигались по рингу, но негр проявлял больше агрессивности, лучше защищался благодаря своим длинным рукам. Том искал подходы к нему, старался не торопиться наносить удары – лучше один, но наверняка. Он провел серию сильнейших ударов по корпусу, заставив негра отступить, выиграл темп, ему удалось загнать того в угол, прижать к канатам, и начал его просто избивать.
– Убей ниггера! – то и дело раздавался чей-то громкий голос из задних рядов каждый раз, когда Томасу удавалось провести удачную серию ударов. Гретхен болезненно морщилась, ей было стыдно присутствовать здесь, стыдно за всех этих мужчин и за редких здесь женщин. Она вдруг вспомнила хромого Арнольда Симмса в его красно-бордовом халате, который говорил ей: «Какие у вас красивые ноги, мисс Джордах!» Он так мечтал о Корнуолле. «Прости меня, Арнольд, за этот вечер».
Вместо десяти запланированных раундов бой длился восемь. У Томаса струилась кровь из рассеченной брови и из носа, но он не отступал, он, пританцовывая, все нападал на противника с какой-то чудовищной, неуемной, злой энергией, которой он постепенно выматывал негра. В восьмом раунде негр уже с трудом поднимал руки, и Том сильным ударом в голову послал негра на покрытый брезентом пол. Тот с большим трудом поднялся при счете восемь. Он с трудом прижимал руки к груди, пытаясь защитить себя от воинственного напора Томаса. Томас, улыбаясь, с залитым кровью лицом, в два прыжка настиг его, и обрушил на него град ударов. Гретхен показалось, что он нанес не меньше пятидесяти сильнейших ударов за какие-то несколько секунд. Негр снова повалился на пол, и толпа заревела столь оглушительно, что Гретхен испугалась, как бы не лопнули ушные перепонки. Негр все же попытался подняться, даже встал на одно колено. Стоя в своем углу, Томас, пригнувшись, приготовился к новой атаке – окровавленный, энергичный, не знающий усталости. Казалось, ему очень хотелось, чтобы негр встал и продолжил бой, и Гретхен показалось, что на его изуродованном, окровавленном лице мелькнуло разочарование, когда негр снова беспомощно рухнул на пол и рефери довел счет до конца. Все, нокаут!
Гретхен почувствовала, что ее вот-вот вырвет, но она лишь сухо отрыгнула, прижимая к лицу носовой платок, приятно удивленная тем, что здесь, в этой прогорклой, пропитанной мужским потом атмосфере можно было еще почувствовать запах духов. Она сидела, ссутулившись, опустив глаза, у нее не было сил смотреть на это кровавое побоище, она боялась упасть в обморок, тем самым заявить всем, что она роковым образом связана родственными узами с этим зверем на ринге. Рудольф просидел весь бой, не произнося ни единого слова, правда, время от времени кривил губы, явно осуждая откровенную кровожадность партнеров, – в этом поединке не было ни стиля, ни изящества. Так, обычная драка.
Боксеры покидали ринг. Закутанному в полотенца негру ассистенты помогли перелезть через канаты и сойти с ринга. Томас широко улыбался, размахивал рукой, как триумфатор, а люди вокруг дружелюбно похлопывали его по спине. Он покинул ринг с дальней стороны и не мог видеть Рудольфа и Гретхен, сразу же направившись в раздевалку.
Люди постепенно начали расходиться, а Гретхен с Рудольфом продолжали сидеть, не говоря ни слова, словно опасаясь прокомментировать то, что они здесь увидели. Наконец Гретхен хрипло, не поднимая головы, сказала:
– Пошли отсюда.
– Нужно сходить к нему, – сказал Рудольф.
– Ты что? – удивилась Гретхен. Ее удивили слова брата.
– Мы с тобой сюда пришли. Видели его на ринге. Теперь мы должны встретиться с ним.
– Он не имеет к нам никакого отношения, – возразила она, зная, что сейчас лжет.
– Пошли, – сказал Рудольф.
Он встал и, взяв ее за локоть, помог ей подняться. Он не любил возражений – этот холодный, единственный истинный аристократ здесь, в «Саннисайд-гарденз».
– Я не пойду, не пойду…
Но несмотря на ее сопротивление, она знала, что Рудольф безжалостен и поведет ее к Томасу и ей придется его увидеть, увидеть его окровавленное, грубое, мстительное лицо победителя.
У двери в раздевалку стояли несколько человек, но никто из них не остановил Рудольфа, не преградил ему путь. Он открыл дверь. Гретхен держалась за его спиной.
– Знаешь, – сказала она, – лучше я подожду здесь. Может, он не одет.
Рудольф, не обращая никакого внимания на ее слова, крепко сжимая ее запястье, втащил Гретхен в комнату. Томас, обернутый полотенцем по пояс, сидел на запятнанном столе для массажа, а врач накладывал ему швы на рассеченную бровь.
– Ничего страшного, – приговаривал он. – Еще один шовчик, и все.
Томас закрыл глаза, чтобы врачу было удобнее работать. Над его бровью виднелось оранжевое пятно антисептика, и из-за этого у него было смешное, как у клоуна, асимметричное лицо. Он, по-видимому, уже принял душ, его мокрые волосы слиплись, и сейчас он был похож на кулачного бойца со старинной гравюры. Вокруг стола толпились те люди, которых Рудольф видел возле Томаса на ринге. Какая-то молодая женщина в узком платье всякий раз, когда доктор втыкал в бровь иглу, чуть слышно вздыхала. У нее были черные волосы, а на необычайно стройных ногах – черные нейлоновые чулки. Ее выщипанные и подведенные карандашом брови образовывали тонкую, словно ниточка, линию над глазами и придавали ее лицу вид удивленной куклы. В раздевалке воняло застоявшимся потом, массажной мазью, сигарным дымом и мочой из туалета с открытой дверью На грязном полу валялось запачканное кровью полотенце в одной куче с промокшими насквозь от пота фиолетовыми трусами, с суппортером, носками и ботинками-боксерками – все это снаряжение было на Томасе там, на ринге.
Что, интересно, я-то делаю здесь, в этом мерзком месте? – подумала Гретхен. В раздевалке было ужасно жарко. И вообще, как я сюда попала?
