Вымыв посуду, мать достала гладильную доску и стала гладить белье, а Рудольф пошел в их с Томасом комнату делать домашнее задание. Он твердо знал одно: если он хочет покончить с ужином на кухне и не слушать глупые шутки отца, никогда не мыть грязную посуду, то он может добиться всего этого только отличной учебой. Поэтому он был лучшим учеником в школе и лучше других сдавал экзамены.
II
Когда Аксель Джордах работал в подвале пекарни, его одолевали порой странные мысли: может, подложить яд в одну из этих булочек? Так, ради смеха. Проучить их! Только один раз! Сегодня! Интересно, кому достанется такая булочка? Он сделал глоток крепкой смеси из различных сортов вин прямо из горлышка бутылки. Он был весь испачкан мукой. Она густым слоем покрывала даже лицо, и он постоянно смахивал со лба капли пота. По сути дела, я – клоун, размышлял он, клоун-неудачник, у которого нет своего цирка.
Этой мартовской весенней ночью окно в подвале было распахнуто, и запах рейнвейнского и запах сырого, настоянного на водорослях речного воздуха перемешивались в помещении, а пылавшая печь все сильнее и сильнее нагревала его. Да ведь я в настоящем аду, размышлял Аксель, развожу огонь в преисподней, чтобы выпечь хлеб, этим я зарабатываю на жизнь. В самом кромешном аду я выпекаю булочки «Паркер хауз».
Он подошел к окну, вдохнул полной, мускулистой грудью, затвердевшей от его преклонного возраста. Его тело плотно облегала слипшаяся от пота нижняя рубашка. Река текла всего в нескольких сотнях ярдов от дома. И теперь, освободившись от ледяного панциря, несла холод Севера, словно сообщала о наступлении стужи, похожим на успешное наступление боевых частей, – холодный угрожающий марш упорствующей зимы, расширяющей свои владения на обоих берегах реки. Отсюда до Рейна – четыре тысячи миль. Танки, боевые орудия переправлялись через него по временным, построенным наспех мостам. Какой-то лейтенант отважно пробежал по нему, зная, что взрывчатка может сработать. А другому лейтенанту, на другой стороне реки, предстояло выполнить приказ – взорвать мост через легендарный Рейн. Стоящие друг против друга армии противников. «Пост на Рейне»1. Недавно в него помочился сам Черчилль. Река, вошедшая в поговорки. Родная река его, Джордаха. Виноградники, сирены. Замок – «Schloss» такой-то… Кельнский собор стоит как прежде, не разрушен. Расчищенные бульдозерами руины, от которых доносится легкий тошнотворный запах мертвечины, – здесь лежат солдаты, погребенные под толстыми бетонными стенами. Страшная беда не обошла стороной его родной прекрасный город. Джордах сумрачно размышлял о своей молодости. Он в сердцах плюнул из окна в сторону другой, не этой реки. Непобедимая германская армия! Сколько же в ней погибло людей?! Джордах снова плюнул через окно, облизал свои черные густые усы, подергал их за кончики. Боже, благослови Америку! Ему приходилось убивать, чтобы добраться до нее. Аксель сделал еще один глубокий вдох, вдыхая сырой речной воздух, и, прихрамывая, вернулся к работе.
Имя его было написано на витрине прямо над подвалом. ПЕКАРНЯ, А. ДЖОРДАХ, – Опора семьи. Лежащая у печи кошка внимательно наблюдала за ним. Ему никогда и в голову не приходило дать ей имя. Ее главная обязанность в пекарне – ловить мышей и крыс. Если Джордаху нужно было позвать ее, он просто говорил: «кошка». Кошка наверняка думала, что это и есть ее настоящее имя. Кошка не спускала с него своего внимательного взгляда. И ночью она следила за ним. Она довольствовалась миской молока в день и теми крысами и мышами, которых ей удавалось поймать. По мнению Джордаха, если судить по настороженному, пытливому взгляду кошки, она мечтала о том, чтобы стать эдак раз в десять больше, превратиться в большого тигра и в одну прекрасную тихую ночь внезапно напасть на него и отведать вкусной человечины. Печь уже раскалилась, и он, подковыляв к духовке, открыл ее и, скорчив недовольную гримасу, когда на него пахнуло жаром, поставил первый противень с булочками.
III
Вверху, в узкой комнатке, которую он делил с братом, Рудольф уже закончил делать домашнее задание и теперь искал нужное ему слово в англо-французском словаре. Рудольф писал любовное письмо по-французски преподавательнице французского языка, мисс Лено. Он искал слово «желание». Он только что прочитал «Волшебную гору» Томаса Манна, и, хотя роман показался ему неинтересным и навел на него смертельную скуку, за исключением главы, посвященной спиритическому сеансу, Рудольф был поражен тем, что все любовные сцены в книге написаны по-французски, и он с превеликим трудом, но перевел их сам. Точно он знал только одно: во всем громадном бассейне реки Гудзон не найти другого шестнадцатилетнего мальчишки, который пишет по-французски любовное письмо своей учительнице.
«Наконец, – он писал по-французски старательно, почти печатными буквами, – этот почерк он выработал уже около двух лет назад, – наконец, должен вам признаться, дорогая мадам, что, когда случайно встречаю вас в коридоре школы или вижу, как вы прогуливаетесь по улицам в своем пальто, я испытываю, – вот здесь он застрял со словом „желание“, – хочу совершить путешествие в тот город, откуда вы к нам приехали, и передо мной встает пленительное видение, как мы вместе гуляем по парижским бульварам, только что освобожденным мужественными солдатами вашей и моей стран.
Ваш верный слуга и поклонник, Рудольф Джордах».
Он перечитал письмо, потом перечитал текст, написанный по-английски. Ему хотелось передать английский оригинал как можно ближе к французскому. Снова прочитал французскую версию. Хорошо! Нет никакого сомнения. Хочешь быть элегантным – пиши по-французски. Ему нравилось, как мисс Лено произносит его имя, произносит медленно, нараспев, так, как ему нравится: Джордаш, – мягко, просто музыкально, а не какой-то там Джордах или, хуже того, как произносят некоторые: Джодейк или Джордэк.
Потом, испытывая глубокое сожаление, разорвал на мелкие кусочки оба листка. Он отлично знал, что никогда не пошлет мисс Лено письмо. Он уже написал ей шесть писем, но все порвал, потому что она наверняка примет его за сумасшедшего и, скорее всего, пожалуется директору школы. К тому же ему совсем не хотелось, чтобы отец, или мать, или сестра, или Томас нашли его любовные письма.
Но все равно, несмотря ни на что, Рудольф испытывал чувство приятного удовлетворения. Сидя сейчас здесь, в этой маленькой, пустой, почти без мебели комнате, расположенной прямо над пекарней, в нескольких сотнях ярдов от плавно текущего Гудзона, он писал письма, и они, эти письма, были для него своего рода многообещающим будущим. Придет время, и в один прекрасный день он отправится в необычные путешествия под парусом вверх или вниз по реке, будет писать нежные письма богатым, красивым светским женщинам, благородным дамам из высшего света и обязательно будет их отправлять.
Рудольф встал, подошел к небольшому зеркалу с волнистым стеклом, висящему над облезлым старым дубовым комодом, и посмотрел на себя. Он старательно следил за своей внешностью и часто смотрелся в зеркало, пытаясь определить, какие же черты должны быть у настоящего мужского лица.
Его прямые черные волосы были всегда аккуратно причесаны. Время от времени он выщипывал редкий пушок между бровей и старался есть поменьше сладкого, чтобы избежать появления на лице прыщей. Он всегда помнил: нужно только улыбаться, а не хохотать, громко, как безумный, да и улыбаться следует как можно реже. Он проявлял консервативный вкус при выборе цветов своей одежды, уделял постоянное внимание своей походке, следил, чтобы она никогда не была торопливой или слишком небрежной, бросающейся в глаза, старался не сутулиться, ходить лениво, легким непринужденным шагом, даже не ходить, а скользить. Он холил ногти и просил сестру раз в месяц делать ему маникюр, избегал драк и стычек – для чего ему разбитый нос или распухшие костяшки на его тонких длинных пальцах? Поддерживать отличную физическую форму ему помогали занятия спортом – не зря же он входил в сборную школы по легкой атлетике. Ему нравились природа, одиночество. Чтобы доставить себе удовольствие, он частенько ездил на рыбалку. Он удил рыбу, насаживая на крючок сушеную мушку, если кто-то стоял у него за спиной и наблюдал за ним, или вытаскивал припрятанную коробку с червями, если поблизости никого не было. На червей клев куда лучше!
