– Меня сажают за это вот уже двадцать третий раз, – объяснил он Томасу.
IV
Гарольд Джордах нервно ходил взад и вперед по перрону. Именно сегодня, как назло, поезд опаздывал. Его мучила изжога, и он с тревогой то и дело поглаживал себя по животу. Когда с ним происходит несчастье, это немедленно сказывается на работе желудка. С двух тридцати вчерашнего дня, когда ему позвонил сержант Хорват из местной тюрьмы, его преследовали неприятности. Ночью он не сомкнул глаз. Эльза рыдала всю ночь напролет, а между приступами, заикаясь, говорила, что теперь вся их семья опозорена навеки, что теперь она не посмеет показать и носа в городе, и каким же он был дураком – позволил этому дикому зверю поселиться в их доме! Вообще-то Эльза права, это нужно признать, – он и в самом деле был идиотом, но что он мог поделать со своим сердцем, оно у него доброе!..
В тот день, когда ему позвонил Аксель из Порт-Филипа, нужно было отказать ему в просьбе.
А этот негодяй Томас там, в тюрьме, наверняка развязал язык и, обезумев, признает все на свете, без стыда и совести, не испытывая никаких угрызений. Чем же все кончится, если он начнет болтать, как попугай? Этот маленький негодяй его ненавидит, – Гарольд прекрасно знал об этом. Кто же остановит его, заставит молчать? Ведь он там, в полиции, выложит всю правду: о талонах на горючее с «черного» рынка, «подержанных» автомобилях с коробкой передач, которые протянут не больше ста миль, о спекуляции новыми автомобилями в обход закона о контроле цен, о якобы капитальном ремонте клапанов и поршней в машинах, в которых в действительности не было никаких серьезных поломок, разве что загрязнился бензопровод. Даже о Клотильде. Стоило взять к себе в дом этого мальчишку, и он, Гарольд Джордах, стал, по существу, его заложником. Изжога все больше донимала его, – под ложечкой кололо, словно ножом. Хоть на вокзале было холодно и дул сильный ветер, но он вдруг начал потеть.
Оставалось только надеяться, что Аксель привезет с собой достаточно денег. И свидетельство о рождении. Он послал ему телеграмму с просьбой позвонить ему, ведь дома у Акселя не было телефона. Ну и времена, ну и нравы! Гарольд составил такой зловещий текст телеграммы, какой только смог, чтобы заставить Акселя позвонить ему немедленно, но, даже несмотря на эту уловку, немало удивился, когда в его доме наконец раздался звонок и он услыхал в трубке голос своего брата.
Из-за поворота послышался шум поезда, и он нервно отступил подальше от края платформы. В его теперешнем состоянии, не дай бог, произойдет сердечный приступ и он рухнет там, где стоит.
Поезд, замедлив ход, остановился, из него вышли несколько пассажиров и, поеживаясь на холодном ветру, поспешили к зданию вокзала. Акселя среди них он не заметил. Как это похоже на него – взвалить всю тяжесть возникшей проблемы на его, Гарольда, плечи и умыть руки. Какой из него отец, спрашивается? Он ни разу не написал ни ему, своему брату, ни Томасу с тех пор, как тот приехал в Элизиум. И мать тоже хороша, – эта костлявая, высокомерная дочь шлюхи. А двое других детей? Чего можно ждать от такой семейки?
И тут он увидел крупного мужчину в картузе и драповом, в пеструю клетку пальто. Тот, прихрамывая, медленно шел к нему по перрону. Аксель. Ну и вырядился, просто ужас! Гарольд порадовался, что сейчас уже темно и вокруг мало народу. По-видимому, он, Гарольд, спятил, когда жил в Порт-Филипе и пригласил Акселя поселиться в его доме.
– Ну вот, я здесь, – произнес Аксель. Он не подал брату руки.
– Хелло! – поздоровался Гарольд. – Я уже начал волноваться, приедешь ли ты вообще. Сколько денег ты привез?
– Пять тысяч долларов, – ответил Аксель.
– Думаю, этой суммы будет достаточно, – сказал Гарольд.
– Достаточно или недостаточно, не имеет значения, – тихо ответил Аксель. – Все равно, больше у меня нет.
«Как он постарел, – подумал Гарольд, – какой у него болезненный вид». Да и хромал он куда сильнее, чем прежде. Во всяком случае, так ему показалось.
Они вместе прошли через вокзал, подошли к машине Гарольда.
– Если ты хочешь увидеть Томми, – предупредил брата Гарольд, – то придется ждать до утра. После шести вечера туда никого не пускают.
– Не желаю я видеть этого сукина сына, – зло отрезал Аксель.
Гарольду показалось, что неприлично так называть собственного сына, тем более при таких обстоятельствах, но он промолчал.
– Ты обедал? – спросил он. – У Эльзы в холодильнике кое-что найдется.
– Не будем зря терять время, – ответил Аксель. – Кому я должен заплатить?
– Их отцу, Абрахаму Чейзу. Он – один из самых известных людей в городе. Твоему сыну всегда нравился кто-нибудь получше, – сказал обвиняющим тоном Гарольд, – фабричная девчонка его не устраивает.
– Он еврей? – поинтересовался Аксель, когда они садились в машину.
– Что ты сказал? – с раздражением спросил Гарольд. Не хватало еще только этого, подумал он. Если ко всему прочему Аксель окажется и нацистом, то на что рассчитывать? На чью помощь?
– С какой стати ему быть евреем?
– Его же зовут Абрахам, – ответил Аксель.
– Нет, конечно. Он – представитель одной из самых старинных семей в городе. Они владеют здесь практически всем. Тебе еще крупно повезет, если он согласится взять деньги.
– Да-а, – протянул Аксель. – Ничего себе, везение.
Гарольд выехал со стоянки и повел машину к дому Чейза, который находился в лучшей части города, рядом с домом самого Гарольда.
– Я говорил с ним по телефону, – объяснил Гарольд. – Сказал, что ты едешь. По телефону казалось, что он просто обезумел. Конечно, винить его за это никак нельзя. Представляешь, прийти в один прекрасный день домой и вдруг узнать, что дочь беременна! Какой удар! Но когда беременны обе! К тому же близнецы…
– Они не могут рассчитывать на оптовую скидку на свои подростковые одежды, как ты думаешь? – засмеялся Аксель. Смех его был похож на звон оловянного кувшина, когда им стучат по раковине. – Близнецы. У него выдался напряженный сексуальный сезон, у нашего Томаса, разве не так?
– Ты еще не знаешь и половины его похождений, – сообщил Гарольд. – С тех пор как он приехал сюда, избил с дюжину людей. – Конечно, все эти рассказы, прежде чем достигали слуха Гарольда, обрастали городскими сплетнями и были сильно преувеличены. – Приходится лишь удивляться, как это он не оказался за решеткой раньше. Все его здесь боятся. Стоит чему-то здесь случиться, как на него вешают всех собак. И это вполне естественно, учитывая его поведение. А кто больше всего от этого страдает? Мы с Эльзой.
Аксель проигнорировал признания об их мучительных страданиях.
– Откуда им стало известно, что это сделал мой сын?
– Так девочки-близнецы сказали отцу. – Гарольд затормозил. Он отнюдь не жаждал поскорее пообщаться с обезумевшим Абрахамом Чейзом. – Они перетрахались со всеми ребятами в городе, эти близнята, и с мужиками тоже, всем это хорошо известно, но как только понадобилось найти виновника, то, конечно, все тычут пальцами в Томми. Никто не сказал, что виноваты соседский мальчишка, или полицейский Джо Кунц, или этот парень из Гарварда, родители которого постоянно, дважды в неделю, играют в бридж с четой Чейзов. Нет, все выбирают в стаде паршивую овцу. И эти две маленькие сучки тоже хороши. А твой сын сказал им, что ему девятнадцать. Тоже сболтнул сгоряча. Мой адвокат утверждает, что, если ему нет восемнадцати, его не могут посадить за изнасилование несовершеннолетних.
