– Том, но ты же ведь теперь совершенно другой человек, не такой, как прежде, – упрекнула его Гретхен.
Томас подошел к кушетке, на которой сидела сестра, и, наклонившись, ласково поцеловал ее в лоб.
– Надеюсь, что не такой, – сказал он, выпрямившись, и добавил: – Пойду наверх, посмотрю, что там делает твой мальчик. Мне он нравится. Может, ему не по себе от одиночества?
Он захватил стакан виски с собой.
Рудольф смешал еще два мартини для себя и Гретхен. Ему сейчас нужно было чем-нибудь занять руки. Да, его брата никак не назовешь приятным человеком. Даже когда его не было, когда он ушел, в комнате чувствовалась какая-то напряженность, пропитанная горечью атмосфера.
– Боже, – наконец вымолвила Гретхен, – неужели у нас всех одни и те же гены? Совсем не верится!
– Кто из нас самый неудачный поросенок из помета? – спросил Рудольф. – Ты, я или он?
– Мы все были просто ужасны, Руди, и ты и я, – сказала Гретхен.
Рудольф пожал плечами.
– Ужасной была и наша мать. Отец ничуть не лучше. Ты знала, почему они такие ужасные люди, или, по крайней мере, считала, что знаешь, но все это не меняло хода событий. Лично я пытаюсь не быть ужасным человеком.
– Тебя хранит твое везение, – предположила Гретхен.
– Но ведь я и работал как проклятый, не покладая рук, – защищался Рудольф.
– Колин тоже. Все различие между вами заключается в том, что ты никогда не врежешься в дерево.
– Мне очень жаль, Гретхен, что я пока не умер. – Ему не удалось скрыть обиду в голосе.
– Не нужно неверно воспринимать мои слова, прошу тебя. Напротив, я очень рада, что у нас в семье есть такой человек, который никогда не врежется в дерево. Но это, конечно, не Том и не я. Я в этом уверена. Может, я хуже вас всех. Это я отвернула везение от нашей семьи. Не окажись я в один прекрасный день на одной дороге во время ланча в субботу днем в Порт-Филипе, то у наших жизней был бы совершенно иной маршрут. Ты знал об этом?
– О чем ты?
– О Тедди Бойлане, – деловым тоном сказала Гретхен. – Он подцепил меня. И я стала такой, какая есть, во многом из-за него. Из-за него я спала со всеми своими мужчинами. Из-за него я убежала в Нью-Йорк. Из-за него встретилась с Вилли Эбботтом и презирала его потом за то, что он так сильно отличался от него, Тедди Бойлана, и я полюбила Колина потому, что он был полной противоположностью Тедди Бойлана. Все мои разгромные статьи, которые критики считали такими поразительными, такими смачными, по сути дела, были моими язвительными нападками на Америку за то, что она формировала таких людей, как Тедди Бойлан, и создавала легкую жизнь для таких людей, как он.
– По-моему, ты сейчас говоришь, как маньячка… Везение семьи! Почему ты не идешь к цыганам, пусть тебя просветят, нацепи амулет на грудь и дело с концом!
– Не нужны мне никакие цыгане. Если бы я не встретилась с Тедди Бойланом и он не трахнул меня, разве Том запалил бы крест на холме? Как ты думаешь? Разве его прогнали бы из города, как преступника, если бы на моем пути не оказалось Тедди Бойлана? Неужели ты считаешь, что он стал бы таким, какой он сейчас, если бы по-прежнему жил в Порт-Филипе вместе со всей своей семьей?
– Может, и не был, – признал Рудольф. – Но обязательно возникло бы что-нибудь еще у него на пути.
– Ничего другого так и не возникло. Был только один Тедди Бойлан, трахавший его сестру. Ну а что касается тебя…
– Я знаю все, что мне необходимо знать о себе, – опередил ее Рудольф.
– На самом деле? Ты считаешь, что смог бы учиться в колледже, если бы Тедди Бойлан не платил бы за учебу деньги? Ты полагаешь, что ты одевался бы так, как ты одеваешься сейчас, что проявлял бы точно такой, как сейчас, интерес к деньгам, к успеху, знал бы, каким образом и кратчайшим путем всего этого добиться без Тедди Бойлана? Неужели ты уверен, что нашелся еще человек, кто-то другой, кроме Тедди Бойлана, который стал бы водить тебя на веревочке в картинные галереи, проявлял к тебе интерес все годы учебы, внушил бы тебе чувство уверенности в себе? – Она залпом допила второй мартини.
– О’кей, – беззлобно отозвался Рудольф. – Я воздвигну памятник в его честь.
– Может, и следовало бы это сделать. Теперь ты, несомненно, можешь себе такое позволить, когда в твоем распоряжении деньги жены…
– Это удар ниже пояса, – сердито бросил Рудольф. – Ты знаешь, у меня не было ни малейшего представления о…
– Ну вот об этом я и говорю, – перебила его Гретхен. – Твой чисто джордаховский ужас был превращен в нечто иное твоим везением.
– Ну а что ты скажешь о своем чисто джордаховском ужасе?
Тон Гретхен сразу изменился. Пропала резкость, запал, лицо стало печальным, более мягким, моложе.
– Когда я жила с Колином, я не была такой ужасной.
– Я знаю.
– Я уже и не надеюсь встретить кого-нибудь, похожего на Колина.
Рудольф коснулся ее руки, и внезапно приступ его гнева прошел.
– Обязательно встретишь, – убежденно произнес он. – Сейчас ты мне, конечно, не поверишь, но так оно будет.
– Нет, не поверю.
– И чем ты собираешься заниматься? Будешь сидеть вот так и лить слезы?
– Собираюсь продолжить учебу.
– Учебу? – не веря собственным ушам, переспросил Рудольф. – В твои-то годы?
– На вечернем отделении, – пояснила Гретхен. – В Калифорнийском университете. В Лос-Анджелесе. Я смогу жить дома и присматривать за Билли. Я уже обратилась в университет, была на собеседовании, они готовы меня принять.
– Что же ты там будешь изучать?
– Только не смейся!
– Сегодня я уже ни над чем не смеюсь, – серьезно ответил Рудольф.
– Идею мне подсказал отец одного мальчика, ученика в классе Билли, – стала рассказывать Гретхен. – Он – психиатр.
– Боже праведный! – воскликнул Рудольф.
– Я вижу, тебе все же везет. Ты еще способен произнести «Боже праведный!», когда слышишь слово «психиатр».
– Прости меня.
– Он несколько раз в неделю работает по совместительству в клинике с непрофессиональными психоаналитиками, у которых нет медицинской степени, но они самостоятельно изучали психоанализ, сами подвергались ему и имеют лицензию на лечение случаев, не требующих глубоких знаний психиатрии: групповая истерия; умные дети, отказывающиеся учиться писать и читать, или злые, деструктивные детишки из неблагополучных семей, которые ушли в самих себя, подавлены; девушки, ставшие фригидными из-за религиозного воспитания или из-за психической травмы, полученной в детстве, и из-за этого у них постоянно ужасные сцены на грани развода с мужьями; дети негров и мексиканцев, которые значительно позже других начинают посещать школу и никак не могут догнать по развитию других учеников и в результате утрачивают собственное «я»…
