— Уж лучше бы я их взял, — с горечью отозвался Уэсли. Проклятый Хили, подумал он. Научился в армии пользоваться случаем. Или нет, наверно, эта дешевка Дорис.
— Я так или иначе все это улажу, — успокоительным тоном сказал Рудольф. — Но сейчас лучше тебе, пожалуй, не приезжать сюда. Тебе нужны деньги? Дай мне знать, где ты находишься, и я тебе переведу по почте.
— Да нет, ничего, — смутился Уэсли. — Если я буду в Нью-Йорке, я вам позвоню. — И не успел Рудольф что-либо сказать, как он повесил трубку.
Вот этого кувшина в Индианаполисе мне только и не хватало, подумал он.
И тогда он решил отправиться в Нью-Йорк. В Нью-Йорке кроме Рудольфа у него еще были знакомые. Он припомнил славную девушку из журнала «Тайм», которая сказала ему, что, если ему понадобится помощь, он может обратиться к ней. И никому не придет в голову искать его в журнале «Тайм».
На следующее утро он был уже в пути.
2
После телефонного звонка из Чикаго он не разговаривал с дядей около двух месяцев.
Приехав в Нью-Йорк, он сразу же направился в редакцию к Элис Ларкин. После дней, проведенных в дороге, выглядел он, наверное, ужасно, потому что, когда он вошел к ней в тот закуток, она ахнула, словно кто-то вылил на нее ведро холодной воды. Несколько дней он почти ничего не ел, спал в кабинах грузовиков, был небрит, воротник его рубашки обтрепался, а брюки были в масляных пятнах после того, как он помогал одному шоферу под Питтсбургом менять колесо на огромном трайлере; в кармане у него оставалось сорок пять центов.
Оправившись от изумления, мисс Ларкин явно обрадовалась ему и сразу же потащила его в кафетерий, хотя он даже не успел сказать, зачем он к ней пришел.
Поев и почувствовав себя вновь человеком, он рассказал ей почти обо всем. Он старался делать вид, что все происшедшее с ним не имеет столь уж большого значения, шутил над своими злоключениями: ему не хотелось, чтобы эта милая девушка считала его великовозрастным младенцем. Разговаривать с ней было легко: глаза ее за стеклами очков смотрели внимательно.
Она не прерывала его, только время от времени вздыхала или качала головой в знак сочувствия или возмущения.
— И что ты намерен делать? — спросила она, когда он закончил свой рассказ.
— Я ведь говорил вам еще в прошлый раз, когда здесь был, — сказал он, — что мне уже давно хочется разыскать людей, которые знали моего отца, и понять, каким он им казался, ну, я имею в виду — разным людям в разные периоды его жизни. Я-то знал его меньше трех лет. — Он сейчас говорил очень серьезно, не стараясь казаться ни ироничным, ни взрослым. — И поэтому у меня в голове как бы пустота в том месте, которое он должен был бы занимать… вот я и хочу по мере возможности заполнить эту пустоту. Наверное, это все очень глупо звучит…
— Нет, — возразила она, — вовсе не глупо.
— Я говорил вам, что у меня есть список людей… — Он вынул из кармана бумажник и положил на стол мятый, протершийся на сгибах листок бумаги с фамилиями. — Журнал, наверное, может отыскать любого, кто им нужен, — сказал он, — вот я и подумал, что если это вас не слишком затруднит, то, может быть, в свободное время…
— Мы совсем не так всесильны, как тебе… — Она замолчала, заметив растерянность на его лице. — Я хочу сказать, не так все хорошо знаем, как ты думаешь, но разыскивать людей мы умеем. — Она заглянула в его список. — На это потребуется время, и не могу ручаться, что я их всех найду, однако… — Она посмотрела на него с любопытством. — А ты остаешься в Нью-Йорке?
— Собираюсь.
— Где?
Он заерзал на стуле.
— Я пока еще нигде не остановился. Я, как приехал, пришел прямо сюда.
— Уэсли, — спросила мисс Ларкин, — ты можешь мне честно сказать, сколько у тебя денег?
— А какая вам разница? — насторожился он.
— Ты похож на огородное пугало, — ответила она. — А ел ты так, словно целую неделю у тебя и крошки во рту не было. Так сколько у тебя денег?
— Сорок пять центов, — растерянно улыбнулся он. — Наследник состояния Джордаха. Конечно, — поспешно добавил он, — я всегда могу позвонить дяде, и он мне поможет, просто сейчас мне не хочется к нему обращаться.
— Ты не будешь против, если я возьму этот список? — спросила мисс Ларкин. — Тебе, разумеется, придется сказать мне, кто эти люди и где приблизительно их можно найти…
— Пожалуйста.
— На это может уйти не одна неделя.
— Я не тороплюсь.
— И все это время ты собираешься жить на сорок пять центов? — сердито спросила она, точно он был в чем-то виноват.
— Что-нибудь подвернется, — ответил он неопределенно. — Не одно, так другое.
— А ты не обидишься, если я скажу, что кое-что уже подвернулось? — Неизвестно почему она покраснела.
— Что именно?
— Я, — сказала она неожиданно громко. — Подвернулась я. А теперь слушай внимательно. У меня две комнаты с маленькой кухней. Есть вполне удобный диван, на котором ты можешь спать. Готовлю я не очень хорошо, но с голоду ты не умрешь…
— Я не могу на это пойти.
— Это почему же?
— Не могу — и все. — Он снова растерянно улыбнулся.
— У тебя есть какая-нибудь другая одежда?
— Есть чистая рубашка, пара носков и кое-какое белье. Я оставил их внизу у вахтера.
Она строго кивнула.
— Есть чистая рубашка, — повторила она. — Насколько я могу судить, эти люди в твоем списке разбросаны по всей стране…
— Правильно. Мой отец не сидел на месте.
— И ты намерен разъезжать по всем Соединенным Штатам, заходить в дома этих людей и задавать им самые интимные вопросы, имея за душой лишь одну чистую рубашку?
— Я об этом особенно не раздумывал, — сказал он, защищаясь.
— Считай себя счастливым, если тебе в таком виде удастся пройти хотя бы мимо собаки, — сказала она. — Не могу понять, как тебя сюда-то пропустили.
— Последние несколько дней я не смотрел на себя в зеркало, — признался он.
— Я тебе сейчас скажу, что я собираюсь с тобой делать, — заявила она с уверенностью, которой вовсе не испытывала. — Ты остановишься у меня, и я одолжу тебе денег, чтобы ты купил себе приличную одежду и…
— Я не могу вам это позволить.
— Безусловно можешь, — сказала она твердо. — Ты слышал, я сказала «одолжу»?
— Одному богу известно, когда я получу свои деньги и вообще получу ли.
— Я могу подождать.
Он глубоко вздохнул. Она видела, какое облегчение он почувствовал.
— Не понимаю, почему вы ко мне так относитесь. Вы ведь меня почти не знаете…
— Знаю достаточно, чтобы так к тебе относиться. — Она тоже вздохнула. — Я хочу быть честной с тобой и потому открою тебе один секрет. Я поступаю так вовсе не из соображений благотворительности. У меня есть на то особая причина. Чисто личная, эгоистическая причина поступать таким образом, и лучше, если ты о ней узнаешь сразу же. Я только надеюсь, что ты не обидишься.
