– Пускай они приблизятся! Мне очень любопытно послушать, какого рода предложения осмелятся сделать мне убийцы моего отца!
Гобриас подал знак; самый громадный и старейший из массагетов подошел в сопровождении человека, одетого по-персидски, очень близко к самому трону и стал громко говорить на своем родном языке. Его сосед, массагет, пленник Кира, выучившийся персидскому языку, переводил царю, фраза за фразой, речь оратора номадов.
– Мы знаем, – начал тот, – что ты, великий повелитель, гневаешься на массагетов за то, что твой отец погиб в битве с нами, которых он сам вызвал на бой, несмотря на то что мы никогда не оскорбляли его.
– Мой отец имел полное право наказать вас, – прервал оратора царь, – так как ваша царица Томириса осмелилась дать ему отрицательный ответ, когда он просил ее руки.
– Не гневайся, о, царь, – отвечал массагет, – я не могу умолчать о том, что весь наш народ одобрил ее сопротивление. Ведь каждый ребенок понял бы, что престарелому Киру хотелось присоединить нашу царицу к числу своих жен только потому, что он, ненасытный в своих стремлениях к захвату земель, хотел вместе с нею приобрести и ее владения.
Камбис молчал, а посол продолжал:
– Кир приказал перекинуть мост через Араке, нашу пограничную реку. Мы не боялись ничего; поэтому Томириса велела сказать ему, чтобы он не трудился наводить мост, так как мы готовы или спокойно ожидать его в нашем отечестве, допустив его переправиться через Араке, или идти к нему навстречу, в его собственное государство. Кир решился, как нам впоследствии сообщили военнопленные, по совету низвергнутого лидийского царя Креза идти в нашу землю и погубить нас при помощи хитрости. Он послал к нам только небольшую часть своего войска, допустил, чтобы оно было истреблено нашими пиками и стрелами, и позволил нам беспрепятственно завладеть его лагерем. Мы воображали, что победили непобедимого, и стали пировать, уничтожая ваши богатые запасы. Когда мы, отравленные тем сладким напитком, которого мы никогда не отведывали и который вы называете «вином», впали в сон, похожий на одурение, на нас напало ваше войско и перебило значительное число наших воинов. Многие попали к вам в плен, и между ними Спаргапис, молодой сын нашей царицы. Когда последний узнал, что его мать готова заключить с вами мир, если вы освободите его, то благородный юный герой попросил снять с него цепи. Как только руки его оказались свободными, он схватил меч и пронзил себе грудь, воскликнув: «Я приношу себя в жертву ради свободы моего народа!» Едва было получено известие о великодушной смерти всеми любимого юноши, как мы стали собирать все военные силы, оставшиеся у нас после поражения. Вооружились даже мальчики и старики и пошли на твоего отца, чтобы отомстить за Спаргаписа и по его примеру пожертвовать собой ради свободы. Дело дошло до битвы. Вы были разбиты; Кир пал. Томириса нашла его труп плавающим в луже крови и воскликнула: «Ненасытный, теперь, я думаю, ты уже пресытился кровью!» Толпа тех благородных воинов, которых вы называете бессмертными, оттеснила нас назад и из середины самых густых наших рядов вырвала тело твоего отца. Ты сам стоял во главе их и сражался как лев. Я узнаю тебя! Знай же, что этот самый меч, висящий у меня здесь сбоку, нанес ту рану, которая теперь, в виде пурпурного почетного рубца, украшает твое мужественное лицо!
Толпа слушателей зашевелилась, дрожа за жизнь смельчака, говорившего подобным образом; но Камбис вместо гнева одобрительно кивнул ему и сказал:
– И я также узнаю тебя теперь! В тот день под тобой был ярко-рыжий конь, покрытый золотыми украшениями. Мы, персы, умеем чтить храбрость, и это ты испытаешь на себе! Друзья мои, я никогда не видал более острого меча и более неутомимой руки, чем у этого человека; преклонитесь перед ним, так как геройство заслуживает уважения со стороны храбрых, у кого бы оно ни проявлялось, у друга или у врага! Тебе же, массагет, я посоветую поскорее отправляться домой и приготовляться к бою, так как воспоминание о вашем мужестве и вашей силе удвоило мое желание сразиться с вами! Клянусь Митрой, что подобные вам сильные враги для меня лучше плохих друзей! Я отпущу вас невредимыми на родину, но не советую вам слишком долго оставаться вблизи меня, так как под влиянием мысли о мести, которою я обязан душе моего отца, во мне может проснуться гнев, и тогда ваша смерть сделается неизбежной!
Губы массагетского воина искривились от горькой улыбки, и он возразил царю:
– Мы, массагеты, думаем, что душа твоего отца получила уже слишком страшное удовлетворение. Взамен его лишился жизни единственный сын нашей царицы, гордость нашего народа, который был ничем не ниже и не хуже Кира. Пятьдесят тысяч трупов моих соотечественников в качестве жертв умягчили собой твердые берега Аракса, между тем как с вашей стороны лишилось жизни только тридцать тысяч человек. Мы сражались так же мужественно, как и вы, но ваши панцири тверже наших и оказывают сопротивление стрелам, которые пронизывают насквозь наши тела. Наконец, вы отомстили нам самым ужасным образом, лишив жизни нашу благородную царицу Томирису!
– Томириса умерла? – удивился Камбис, прерывая оратора. – Неужели мы, персы, убили женщину? Что случилось с вашей царицей? Отвечай!
– Десять месяцев тому назад Томириса умерла от тоски по единственному сыну, поэтому и осмелился я сказать, что и она также стала жертвой войны с персами и искуплением за душу твоего отца.
– Это была великая женщина, – прошептал Камбис. Затем, возвысив голос, он продолжал: – Я начинаю думать, массагеты, что сами боги приняли на себя обязанность отомстить вам за моего отца. Но как ни тяжелы ваши потери, а все-таки Спаргапис, Томириса и пятьдесят тысяч массагетов не могут считаться искуплением за душу царя персов, а в особенности Кира!
– В нашей стране, – отвечал массагет, – смерть равняет всех, и расставшаяся с телом душа умершего царя делается равной душе бедного раба. Твой отец был великий человек, но то, что выстрадано нами из-за него, – ужасно. Знай же, царь, что я еще не рассказал тебе всех несчастий, которые со времени той кровавой войны обрушились на нашу страну. После смерти Томирисы между массагетами вспыхнули междоусобицы. Два человека вообразили, что имеют равные права на освободившийся престол. Одна половина народа сражалась за одного, другая – за другого. В результате этой междоусобной войны, за которой по пятам следовали повальные заразные болезни, сильно поредели ряды наших воинов. Если бы ты вздумал идти на нас войной, то мы не были бы в состоянии сопротивляться тебе, и поэтому предлагаем тебе мир, с прибавлением тяжелых мешков золота.
– Так вы хотите покориться, не обнажая меча? – спросил Камбис. – Численность моего войска, собранного в индийской долине, может доказать вам, что я ожидал большего от вашей геройской храбрости. Но без врагов нам невозможно сражаться. Я распущу воинов и пришлю вам наместника. Приветствую вас как новых подданных моего государства.
При словах царя лицо массагетского героя вспыхнуло, и он отвечал дрожащим голосом:
– Ты ошибаешься, государь, думая, что мы забыли прежнюю свою храбрость или захотели сделаться рабами. Но нам известно твое могущество и мы знаем, что небольшое число наших соотечественников, пощаженное войной и чумой, не может сопротивляться твоим бесчисленным и хорошо вооруженным войскам. Честно и прямо, по-массагетски, мы сознаемся в этом; но вместе с тем объявляем, что будем продолжать управлять сами собой и никогда не согласимся покориться приказаниям персидского сатрапа. Ты гневно глядишь на меня, но я переношу твой взор и повторяю мое заявление.
