С этими словами Бартия пошел в беседку, а его друг снова стал смотреть на небо. Чем дольше наблюдал он звезды, тем мрачнее становилось его лицо. Когда звезда Тистар закатилась, он прошептал: «Бедный Бартия!» Друзья позвали Дария, и он хотел уже возвращаться к ним, но заметил новую звезду, положение которой начал рассматривать с величайшим вниманием. Серьезное выражение его лица превратилось в торжествующую улыбку, его высокая фигура, казалось, выросла еще более, рука прижалась к сердцу, и он отправился к ожидавшим его друзьям, тихо прошептав:
– Крылатый Дарий, воспользуйся своими крыльями; твоя звезда подходит к тебе.
Вскоре после того к беседке подошел Крез. Юноши вскочили с мест, чтобы приветствовать старца, который остановился, точно пораженный молнией, когда увидел лицо Бартии, озаренное ярким лунным светом.
– Что с тобой, отец? – спросил Гигес, заботливо взяв Креза за руку.
– Ничего, ничего, – пролепетал тот едва слышно, доброжелательно оттеснил сына в сторону, подошел к Бартии и шепнул ему на ухо: – Несчастный, ты еще здесь? Не медли больше и беги! За мной по пятам следуют биченосцы, которые должны тебя арестовать! Верь мне, что если ты не поспешишь, то такая двойная неосторожность будет стоить тебе жизни.
– Но, Крез, я…
– Ты посмеялся над законом здешней страны, здешнего двора и, по крайней мере, по-видимому, оскорбил честь твоего брата…
– Ты говоришь…
– Беги, беги, говорю тебе; хотя бы ты и без дурного намерения был в висячих садах у египтянки, но все-таки должен страшиться всего! Как мог ты, зная бешеную вспыльчивость Камбиса, так дерзко нарушить его ясно выраженное приказание!
– Не понимаю…
– Без оправданий! Беги! Ты не знаешь, что Камбис уже давно смотрит на тебя ревнивыми глазами, а твое ночное посещение египтянки…
– Моя нога не бывала в висячих садах с тех пор, как Нитетис здесь!
– Не увеличивай своего преступления ложью, я…
– Клянусь тебе…
– Или ты хочешь свой легкомысленный поступок обратить в преступление ложною клятвою? Биченосцы уже идут, спасайся, спасайся!
– Я остаюсь потому, что настаиваю на своей клятве.
– Безумец! Знай, что я сам, Гистасп и другие Ахемениды меньше часа тому назад видели тебя в висячих садах…
Бартия, почти потерявший самообладание от изумления, дал старцу вести его, но, услыхав последние слова Креза, остановился, подозвал друзей и сказал:
– Крез утверждает, что встретил меня в висячих садах меньше часа тому назад; но я, как вы знаете, не расставался с вами с самого заката солнца. Засвидетельствуйте же ему, что здесь, должно быть, злой див сыграл шутку с нашим другом и его спутниками.
– Клянусь тебе, отец, – вскричал Гигес, – что Бартия не выходил из этого сада уже несколько часов.
– Мы клятвенно подтверждаем то же самое, – с живостью подхватили Арасп, Зопир и Дарий.
– Вы хотите меня обмануть? – вспылил Крез, смотря с упреком то на того, то на другого юношу. – Не думаете ли вы, что я ослеп или сошел с ума? Или вы воображаете, что ваше свидетельство отнимет силу у показания благородных старцев – Гистаспа, Гобриаса, Интафернеса и верховного жреца Оропаста? Несмотря на ваше ложное свидетельство, которое нельзя оправдать никакой дружбой, Бартия – неминуемая жертва смерти, если не спасется бегством!
– Пусть меня погубит Анхраманью, – прервал встревоженного Креза старый Арасп, – если наше свидетельство ложно.
– Ты можешь не называть меня больше твоим сыном, – прибавил Гигес, – если наше свидетельство ложно.
– Клянусь вечными звездами, – начал Дарий, но Бартия прервал друзей и твердым голосом сказал:
– В сад идет отряд телохранителей. Я обречен попасть в темницу, но не хочу бежать – хотя я и невинен, но бегством навлек бы на себя подозрение в виновности. Клянусь тебе, Крез, душою моего отца, клянусь слепыми глазами матери, клянусь чистым светом солнечным, что я не лгу.
– Неужели должен я тебе верить, вопреки собственным глазам, которые меня никогда не обманывали? Хотел бы верить, юноша, потому что люблю и уважаю тебя. Виновен ли ты или невинен – этого я не знаю и не хочу знать; знаю только то, что ты должен бежать как можно скорее! Ты знаешь Камбиса! Моя колесница ожидает у ворот. Загони лошадей до смерти, но беги! Солдаты, по-видимому, знают, в чем дело, и, без сомнения, медлят только для того, чтобы дать тебе, их любимцу, время скрыться. Беги, беги, или ты погиб!
– Беги, Бартия, – вскричал Дарий, толкая вперед своего друга, – вспомни о предостережении, которое само небо посылало тебе в звездных знаках.
Бартия молча покачал своей красивой головой и сказал, отстраняя боязливых друзей:
– Я никогда еще не бегал; надеюсь остаться верным этому принципу и сегодня. Трусость, по моему мнению, хуже смерти, и я скорее снесу несправедливость от других, чем опозорю сам себя. Вот и воины! Здравствуй, Бишен. Ты должен заключить меня в тюрьму? Да? Подожди с минуту. Я только прощусь с друзьями.
Бишен был старый воин Кира; он давал Бартии первые уроки в стрельбе из лука и в метании копий, на войне с тапурами сражался подле него и любил юношу как собственного сына. Он прервал Бартию словами:
– Тебе нет нужды прощаться с друзьями; царь мечется, как бешеный, и велел мне заточить и тебя, и всех, кого при тебе найду. – Затем он прибавил тихо: – Царь вне себя от гнева и грозит твоей жизни. Ты должен бежать. Мои люди слепо повинуются мне и не будут тебя преследовать; я же стар, и если моя голова падет, Персия потеряет немного.
– Благодарю тебя, друг, – возразил Бартия, протягивая ему руку, – но не могу принять твоей жертвы, потому что я невинен; знаю, что Камбис хотя и вспыльчив, но не лишен справедливости. Идем, друзья, я думаю, что царь нас сегодня же выслушает.
II
Спустя два часа Бартия со своими спутниками стоял перед царем. Бледный, с впалыми глазами, Камбис сидел на золотом кресле, позади которого стояли два царских врача с различными сосудами и инструментами. Камбис только за несколько минут перед тем пришел в себя: больше часа он мучился тем страшным недугом, который разрушает душу и тело и известен у нас под именем падучей болезни, или эпилепсии.
Со времени прибытия Нитетис эта болезнь не посещала его; но в этот день, вследствие страшного душевного потрясения, припадок повторился с неслыханной силой.
Если бы за несколько часов перед тем Камбис встретил Бартию, то умертвил бы его собственной рукой; но эпилептический припадок если не унял его гнева, то все-таки смягчил его настолько, что царь был в состоянии выслушать обвинителя и обвиненного.
По правую сторону трона стояли Гистасп, седой отец Дария, Гобриас, его будущий тесть, престарелый Интафернес, отец Федимы, которая из-за египтянки потеряла благосклонность царя, верховный жрец Оропаст, Крез и за ним Богес, начальник евнухов. Налево помещались: Бартия, руки которого были скованы тяжелыми цепями, Арасп, Дарий, Зопир и Гигес. На заднем плане стояли несколько сот человек сановников и вельмож.
