– Я был в больнице.
– Как они там?
– Мужаются, как обычно. Послушай, Энн сказала мне, что ни один китобой не видел Нэнни.
– Да, это так, она куда-то исчезла.
– Знаешь что? Я видел, как за ней наблюдал Лафарг. Он меня ненавидит и знает, как я отношусь к белугам, особенно к этому киту.
– Как ты относишься к Роуз ему тоже известно, к тому же он видел, как Роуз и ее друзья сходили с ума от восторга при виде Нэнни в тот день, на празднике. Вот подонок.
– Ты думаешь…
– Скотина, этот номер у него не пройдет. Я разузнаю, что и как. Кое-кто из его команды постоянно болтается в баре гостиницы. Может быть, удастся что-нибудь выудить из этих парней.
Лаэм поблагодарил брата и дал отбой. Нужно возвращаться на дорогу, ехать в Мельбурн. Он еще раз придвинул к себе ноутбук и дал команду, чтобы в случае появления ММ 122 поступил звуковой сигнал. Каждая миля казалась все длиннее и длиннее, по мере того как компьютер молчал.
Потерять Нэнни – даже подумать страшно. В голове роились мысли о Конноре, но еще больше – о Роуз. Как он ей скажет, что что-то случилось с Нэнни?
Это невозможно. Этого не в состоянии сделать даже грубый, несгибаемый исследователь акул.
* * *
Лили сидела рядом с Роуз; девочка спала. Солнечный свет струился в окна. Лили не выходила на улицу целыми днями. Так можно вообще забыть, что значит лето. Она достала из сумки рукоделие. Она всегда вышивала в больнице, и именно поэтому у нее было так много готовых работ. Это успокаивало; игла скользила вверх-вниз сквозь канву, и это движение повторялось снова и снова, как дыхание, как биение сердца. Через несколько минут она закрыла глаза, и перед ней замелькали картинки лета из далекого прошлого – из детства.
Сад, полный роз, оранжевых лилий, жимолости. Их сладкий аромат мешался со вкусом соленого воздуха… Совсем другого, чем воздух скалистого Кейп-Хок. К аромату туманного моря ее детства на линии отлива песчаного побережья примешивался сладковатый запах гниения болотистых низин. Не то чтобы там вовсе не было скал. Были. Длинные полосы гранита, спускавшиеся к воде, напротив дома – того места, которое она всегда, сколько себя помнила, считала домом. И женщина, которая любила ее, которая ее вырастила…
Лили открыла глаза. Не думай об этом, велела она себе. Это слишком тяжело, слишком болезненно. Глядя на Роуз, всю в проводах и датчиках, она понимала, что, если начнет вспоминать ту, другую часть своей жизни, ей будет не по силам совладать с тем, что предстоит впереди. Она пропадет. Руки возобновили привычное движение, и, вернувшись к работе, она успокоилась.
Она принимала все решения, руководствуясь любовью. Человеческая жизнь – это постоянный риск. Лили выросла на таинственных книгах Нэнси Дрю. Она слушала истории о людях, которые исчезали, меняли имена. В мире было бесконечно много потерь. Люди жертвовали семьями, отношениями, любовью поколений. Но при этом сохраняли – жизнь. В мире столько зла, и Лили столкнулась с ним в образе мужа. Никто не поверил бы ей, потому что его маска работала безупречно. Он очень умело скрывал свое истинное лицо.
Она подумала про Скотта Петерсона, дело которого еще совсем недавно обошло всю прессу. Поначалу ему помогала даже семья Лэйси. Лили была уверена, что Лэйси даже в голову не приходило, что ее убьют, ровно до тех пор, пока руки мужа не сомкнулись у нее на шее. Как могла Лили доказать, что действовала исключительно из соображений самозащиты и в защиту Роуз, чтобы не повторилась история Лэйси и ее ребенка.
Стряхнув с себя эти мысли, она взглянула на выполненную наполовину вышивку и подумала о Лаэме. Интересно, где он сейчас, почему до сих пор не вернулся. Он должен был привезти все необходимое для переезда в Бостон, иначе ей не собраться. Да, только и всего, подумала она; вовсе она не скучает, и вообще ей не нужна ничья поддержка. Есть ее мастерицы, Лаэм тоже внес свою лепту – большую, чем требовалось. Тем не менее есть Роуз и Лили, единое и неделимое целое, как всегда.
Роуз по-прежнему спала, Лили отложила работу и тихонько приставила руку к ее грудной клетке, едва касаясь пальцами, чтобы только послушать биение ее сердечка.
Она вспомнила время, когда Роуз была еще совсем крошкой. Роды прошли гладко; рожала Лили дома. Все было прекрасно. Ее переполняла радость, покой, что все живы и здоровы, и только одно обстоятельство печалило ее – что ее бабушка не видит свою правнучку и неизвестно, когда увидит.
Первое купание Роуз…
Лили наполнила ванночку, проверила температуру воды локтем, как ей велела бабушка еще на ранней стадии ее беременности, когда все было внове, всему нужно было учиться, потому что ожидание и появление малыша было каким-то совершенно невероятным и новым опытом. И сейчас ее не оставляло ощущение, что бабушка рядом и подсказывает, что делать и как поступать.
Взяв на руки новорожденную Роуз, глядя на нее с бесконечной любовью, Лили коснулась крохотной груди. Но что за ощущение у нее под пальцами? Это не уверенное тук, тук, тук, а что-то больше похожее на урчание котенка. Только иное по времени: урчание кошки идет параллельно биению сердца, а в данном случае этот звук, казалось, сопровождал каждый удар. Глазки Роуз были устремлены на Лили; маленькое тельце было погружено в теплую воду, и, похоже, девочке пришлось по нраву ее первое купание. Лили постаралась отогнать от себя дурные предчувствия, но подспудно тревога осталась, и она продолжала следить за ребенком.
Первый приступ синюшности случился через несколько дней после рождения.
Лаэм снова пришел, как приходил каждый день с момента появления Роуз на свет. Лили стеснялась его, зная, что ему довелось слышать и видеть в ту ночь, но втайне радовалась его визитам.
Дни стояли длинные, поэтому было еще совсем светло, когда он вернулся после поездки на исследовательском судне. В то время он возглавлял работы по изучению поведения акул у побережья к востоку от Галифакса, но всегда торопился поскорее вернуться в Кейп-Хок, чтобы проведать Роуз и Лили.
Солнце клонилось к закату между стволами сосен, и маленький коттедж был полон золотым сиянием и длинными тенями. Лили так нравилось это состояние, что она медлила зажигать лампу. Сидя в сумерках, она кормила Роуз, держа ее на коленях. Когда по каменистой дорожке захрустел грузовичок Лаэма, она завернула Роуз в одеяльце и вышла на порог.
Он вошел, неся в руках всякую бакалейную всячину. Лили чувствовала себя неловко, потому что он отказывался брать с нее деньги за продукты, и она не могла толком понять,, чего он от нее хочет. После ее переезда из гостиницы они встречались в городе. Увидев ее, беременную незнакомку, он мгновенно понял, что это и была та самая женщина, плач которой он слышал за дверью гостиничного номера. Он сказал ей, что она забыла там книги, и попросил разрешения завести их ей на ее новый адрес. И было случайным совпадением, что именно в тот вечер, когда он собрался к ней, начались роды.
После этого события доктор Нил уже никогда их не покидал. Он заходил ежедневно. Он сообщил, что Лили может покупать в кредит любые товары в магазине рядом с его офисом. И сам приносил ей еду и пеленки, настаивая, что она сможет вернуть деньги тогда, когда твердо встанет на ноги.
